И больше никого.
— И тебя тоже, Римо, — сказал ему тогда Чиун. — Из бледнолицего ничтожества ты превратился в ученика Синанджу. О, никогда еще не снисходила на Синанджу столь великая слава, как возможность создать из тебя нечто достойное. Слава мне, чудодейственному! Я сотворил ученика из белого человека.
И, пораженный своим собственным достижением, Чиун впал в трехдневное молчание, временами нарушавшееся лишь отрывочными «из тебя», за которыми следовали приступы благоговейного изумления делом рук своих.
И вот Римо опередил ныряльщиков с аквалангами, бултыхавших искусственными плавниками, и оставил позади шлейф мерцающих воздушных пузырьков, устремившихся к поверхности. Четыре тела сражались с водой и с самими собой. Они вдыхали кислород, в котором не нуждались, и порывисто сокращали мышцы рук и ног, которыми не умели правильно пользоваться. И ведь отправились охотиться на акулу, которая обладала Знанием — и это было больше чем просто знание — того, как надо двигаться и дышать. Ибо на то, что требует Знания, всегда тратишь меньше энергии, чем на то, что проделывает тело вслепую. Этому Чиун научил Римо, и Римо это понимал, когда, подобно акуле, изгибаясь, рассекал воды океана близ побережья Флориды.
Он никогда не отличался могучим телосложением и теперь, после почти десятилетнего обучения, даже похудел — только запястья стали толще, из чего явствовало, что он, быть может, не совсем тот, кем кажется: жердь шести футов росту, с немного изможденным скуластым лицом и темными глазами, в которых угадывалась сдержанная чувственность, способная сподвигнуть престарелую монашку опрокинуть и оседлать статую святого Франциска Ассизского.
Он увидел акулу раньше охотников.
Она двигалась на большой глубине, едва касаясь брюхом песчаного дна. Римо резко изогнулся белым телом и сделал несколько резких движений ладонями, изображая перепуганную рыбу. Акула, точно бортовой компьютер крейсера, получив команду «к бою», огромной серой спиралью закружилась вокруг человека в узких черных плавках.
Самое главное сейчас, конечно, расслабиться. Длительное, медленное расслабление — а чтобы достичь этого состояния, надо было отключить сознание, ибо он находился в родном доме акулы, человек в океанских просторах был слабым существом. Долгое медленное расслабление — ибо попытка устоять перед частоколом острых акульих зубов привела бы к одному результату: разорванное в лохмотья тело с откусанными конечностями. Надо уподобиться рисовой бумаге воздушного змея, надо стать светом и всеприемлющим пространством, чтобы неумолимое акулье рыло ткнулось тебе в живот, а ты обвился бы вокруг ее центрального плавника и заставил ее мотнуть головой в недоумении при виде легкою бумажного лоскутка, который мельтешит перед пастью, перед самой пастью, не позволяя ей вонзить зубы в прекрасную нежную белую плоть. А потом надо позволить огромной силе ее могучего тела втянуть твою левую руку прямо ей под брюхо, а там с внезапно пробудившейся силой левая ладонь сомкнется, неудержимо и неумолимо, на толстой грубой коже.
Это все и проделал Римо, и вот наконец, после того как он и акула метнулись друг к другу, в одно мгновение кожа на акульем брюхе лопнула, и акула отплыла прочь, умытая собственной кровью, волоча за собой клубок кишок. И, ощутив вкус своей крови, в бессильной ярости она набросилась на вывалившиеся внутренности.
Римо ровными ритмичными рывками уплыл глубже, оставив над головой темное кровавое облако. Охотники на акулу плескались где-то вверху, так и не поняв, что же произошло.
Римо всплыл позади них и стал срывать ласты с их ног, обнажая голые растопыренные пальцы. Ласты лениво погружались вниз и медленно оседали на дно. Четыре пары. Восемь ласт. И чтобы не позволить охотникам поднять их искусственные плавники, Римо сорвал с них маски и трубки и отправил вслед за ластами.
Охотники выпустили в него несколько безобидных стрел-трезубцев. Если бы они сбросили свои ненужные баллоны и разделись, то один из них по крайней мере мог бы доплыть до берега. Но они держались группой, тщетно пытаясь достать со дна маски и ласты. Глубинное течение отнесло кровавое пятно, и, находясь уже в двухстах ярдах от них, Римо увидел первый треугольник плавника над водой, мелькнувший вблизи беспомощных пловцов.
С пляжа невозможно было разглядеть, что здесь происходит: до берега было добрых три мили. Теперь от ныряльщиков не останется даже резиновых поясов.
Римо поплыл обратно и выбрался на берег в скалистой бухте около Сувани в округе Дикси. Крохотный ангар с большой телевизионной антенной на крыше стоял на мшистой скале. Он услышал пронзительное чириканье, доносившееся из ангара. Войдя внутрь, Римо увидел на гигантском телеэкране лицо Линдона Джонсона — похожая на бейсбольную перчатку морда кота с оттопыренными ушами лопатой. В комнате никого не было. Римо сел к телевизору.
На экране вспыхнула надпись: «Пока планета вращается». Римо сразу же понял, как давно была снята эта «мыльная опера», потому что ее персонажей беспокоили чужие любовные интрижки. В современных сериалах персонажей волнует, что у кого-то их вовсе нет.
Римо услышал высокие интонации знакомого скрипучего голоса. Это был Чиун. Он беседовал с кем-то за домом.
Римо набрал междугородный номер и услышал магнитофонную запись. После сигнала, позволявшего ему говорить, он сказал:
— Выполнено.
— Конкретнее, — послышалось в трубке.
Тот, кто не знал, что Римо вел разговор со сложно запрограммированным компьютером, мог бы подумать, что он разговаривает с человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46