- Вот-вот, - подтвердил участковый, - его можно причислить к рангу свидетелей, а он до сих пор в молчанку играл.
- Вы меня извините. Я и не думал, что кто-то из домашних попадет под подозрение. А дело было так...
Старика усадили на кушетку, остальные устроились за обеденным столом.
- Так вот. В тот самый вечер, когда произошло несчастье, я объезжал дома на побережье. Вечерние газеты развозил. Много лет я работаю почтальоном. Утром и вечером. Сел на велосипед - и вперед. Врачи советуют. Бегом от инфаркта. Я как раз мимо проскакивал...
- Короче, Парфеныч, - оборвал Куприянов.
- Ладно. В поселке, в десяти километрах, наше отделение связи, а рядом танцплощадка. Там ребята со всех деревень собираются. А дело в том, что я видел там нашего художника, и не раз. Морочит головы девчушкам.
- Какого художника? - переспросил Трифонов.
- Илью Сироткина, соседа Ветровых. Но кому-то из девчонок наш повеса очень приглянулся. Пишет она ему амурные письма. По почте не шлет, а мне в руки передает. Лицо от меня шарфиком прикрывает, но на чай не забывает подбрасывать... Ну а что? За работу надо платить, все правильно. С десяток писем за месяц уж точно отвез. И каждый раз требует, чтобы лично в руки отдавал. Мне нетрудно. Художник только насмехается, но читает. Ответа я не жду, шалости все это. Богатый столичный франт не станет с деревенской свистушкой связываться. Ну а в тот вечер опять ко мне эта краля подкатила. Иду на почту за газетами, а она тут как тут. Мол, передай, дядя Кеша, Илье Сироткину мое послание. И червончик мне сует с конвертом. Блудница!
Получил я газеты, сел на своего двухколесного коня - и вперед. Подъезжаю к дому художника, газеты в ящик, а письмо надобно в руки отдать. Хотел позвонить в калитку, а она не заперта. Иду по аллейке к дому и возле самого крыльца слышу громкий разговор. Подхожу ближе. Окошко открыто, занавески тоже. Глянь вовнутрь и вижу: возле горящего камина стоит Вика в чем мать родила, а на плечах мужская сорочка накинута. Стоит и плачет. Илья в шелковом халате разгуливает по комнате и лекцию ей читает. "Дорогая моя фея. Ты не можешь понять главного. Любовь - это птица с широкими крыльями. Она свободна в своем полете. Ее нельзя посадить в клетку. Для любви нужно вдохновение, как для создания художественного образа. В клетке ничего не может рождаться, кроме протеста. Ты припираешь меня к стенке, а значит, вынуждаешь к сопротивлению". Тут Вика резко обернулась. "Значит, семья, самое святое, что мог создать человек, это блеф? Жизнь в клетке? А Гала, которая вдохновляла Сальвадора Дали на самые великие его шедевры..." "Нет, нет, нет. Плохой пример. Она всю жизнь оставалась свободной женщиной. Дали питался ее энергетикой. Он ее безумно любил и закрывал глаза на похождения своей жены". - "А я для тебя пустое место?" - "Ты слишком земная. Ты сегодняшняя. Очевидно, ты способна создать милое гнездышко и уют в доме, а мне это не нужно. Сегодня я здесь, а завтра возьму котомку, все брошу и пойду гулять по белу свету в поисках новых открытий и идей. Все, что для меня имеет цену, - это мой этюдник и краски".
Тут я понял, что пришел не вовремя. Пришлось бросить конверт в ящик и поехать дальше. Сделал крюк и, когда поехал на вторую половину побережья, наткнулся на милицию возле ворот усадьбы Ветровых. Меня взяли в понятые, и все.
- В котором часу вы находились в саду у дома художника? нахмурившись, спросил Трифонов.
- Нетрудно подсчитать. К пяти часам я приезжаю на почту, двадцать минут подбираю газеты и полчаса еду на велосипеде. Значит, в шесть. Приблизительно.
- А через какое время вас остановила милиция?
- Думаю, в семь. К побережью дорога выходит в центре всей цепи особняков. Я сворачиваю налево и за час делаю объезд. Потом возвращаюсь к шоссе и обслуживаю правую сторону. На это тоже час уходит.
- Результаты вскрытия показали, что Ветрова умерла в шесть вечера, в тот самый момент, когда происходил разговор между медсестрой и художником. Вы только что, уважаемый, предоставили алиби двум подозреваемым. Но нам все равно придется все перепроверить.
- Да я отродясь не врал.
- Верю. Но вы слишком подробно запомнили диалог героев. С вашим-то косноязычием.
- У меня память феноменальная. Я могу вам "Евгения Онегина" наизусть рассказать. "Короля Лира" знаю. Мне нравится, когда красиво говорят, и все оседает в памяти. Некоторые фильмы я наизусть знаю. Можете проверить.
Старик разгорячился, глаза сверкали, изо рта брызгала слюна.
- Успокойтесь, Иннокентий Парфеныч. Мы вам верим. Идите в управление и найдите лейтенанта Рогову. Ее зовут Наташа. Она составит протокол дознания.
Участковый пошел провожать почтальона к двери.
- Тут еще важные открытия есть, - начал Куприянов. - Утром звонил майор Разживин из Соснового Бора. Он видел сына садовника в день убийства. Денис ехал в "Рено-Меган" зеленого цвета около семи часов. Направлялся в сторону Питера. Майор записал номер машины.
- Минутку, капитан, - подал голос Сычев. - Тут какая-то неувязка, или мы что-то не понимаем. Откуда майор из Соснового Бора может знать сына садовника, которого в тот момент никто не искал, а он записывает его номер.
- Вся штука заключается в том, что майор Разживин является "крестным" Дениса. Это он его взял во время ножевой драки, после чего Дениса посадили. Майор - отличный оперативник. Когда Дениса выпустили, он взял его на карандаш. Иногда заглядывал в гараж Ветровых. Разживин знал, что у Ветровых нет "рено", а Денис пользуется "девяткой", и то без разрешения хозяина. В тот день майор возвращался с дежурства и на переходе увидел Дениса в чужой машине. Тот стоял на светофоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160