— Я на нервах у мужчин играть умею.
— Уже заметно.
— Ты выжидать собираешься, а мне действовать надо. Я же без документов. Понимаешь? Тебя заберут и в детскую комнату отправят, а меня за решетку. А у меня нет желания возвращаться на нары.
— Тихо!
Мальчишка вскочил с места, взял Анну за руку и повел в детскую, показывая пальцем на входную дверь. Анна услышала звон ключей, щелкнул замок. Они едва успели спрятаться за оконную штору, как дверь открылась. Оба затаили дыхание. В квартиру кто-то зашел. На подоконнике стояло зеркало, и девушка видела в нем отражение. В дверном проеме мелькнуло плечо с милицейским погоном.
Чувствовалось, что гость был человеком высоким и крепким. Минут пять пришелец находился в гостиной, потом очень тихо ушел.
— Это не обыск, — облегченно вздохнул мальчик.
— Боюсь, ты прав, Иннокентий. Видел его?
— Краем глаза, плохо.
— Тот самый капитан, что отца забрал?
— Похож. Тот же запах пота. Надо уносить ноги.
— Погоди, дружок. Этот тип не просто так заходил сюда. Идем глянем.
Обыск пришлось производить самим. Анна знала, где искать, и нашла в серванте за стеклом в пустой сахарнице три маленьких целлофановых пакетика с белым порошком. Она даже раскрывать их не стала, высыпала порошок в унитаз и спустила воду.
— Что это? — спросил удивленный Мальчишка.
— Так, гадость всякая. Меня подловили на ту же удочку, я их методы знаю. Теперь пусть обыскивают. Пора убираться, мы и так задержались.
— На возьми. — Иннокентий протянул ей паспорт.
— Что это?
— Мамин. Они его не нашли, он в белье лежал.
— Схожесть, как у луны с солнцем.
— Фотографию переклеить можно. На ней нет печати.
— Посмотрим. — Анна сунула паспорт в карман плаща. — В одном ты прав, Иннокентий, в милиции тебе делать нечего.
Они покинули квартиру так же тихо, как и ушедший ранее капитан. На улице им никто на глаза не попался, кроме дворничихи, но если она их и заметила, то не сразу. Мальчик плохо видел и привык ходить, держа кого-то за руку. Он едва поспевал за своей новой подругой, но не решался обнаружить собственную слабость и за руку брать ее не хотел.
***
Бил он его от души. В камере временного содержания спрятаться негде, и Тимохин выкладывался на полную катушку. Ушаков, которого мучило похмелье, успел понять только то, что его жена и дочь убиты и от него требуют признания в их убийстве. Голова слишком плохо соображала, чтобы отвечать на вопросы. К тому же этот костолом и не ждал ответов, — он спрашивал и тут же бил кулаком в лицо так, что искры из глаз сыпались. Озверевший капитан не успокоился, пока клиент не потерял сознания.
С ним случилось несчастье: погибли жена и дочь. В его сознании этот кошмар пока не укладывался. Ни у него, ни у Нинки не было врагов. Убивать не за что.
Жили тихо и никому не мешали. Теперь это обстоятельство обернется против него.
Ярлык «бытовухи» повесить проще простого, если нет иного объяснения. И алиби у него тоже нет. В любое другое время он нашел бы достойное алиби, но только не на этот раз. Сами посудите: звонит старый кореш по зоне, в Москве проездом, не виделись года четыре. Дружок успел имя сменить. Специально ради предстоящей встречи крюк дал через Москву. Мужик на серьезное дело собрался, ему помощник с хорошими руками и головой потребовался. Дело того стоило, куш серьезный.
Встретились, выпили, «за жизнь» поговорили, не откажешь, три года вместе на баланде сидели. В шесть тридцать утра у дружка самолет. Уговаривал до последнего, но так и не уговорил. Слово дал Нинке, а она ему. Все, завязали, детей на ноги ставить решили. Нинка и пить стала вдвое меньше, но до конца еще в руки себя не взяла. Важно другое — хотела и старалась, а так просто от этой заразы не избавишься. Иных проблем не существовало.
Дружок обиды не таил, пожалел, плечами пожал — и в аэропорт. А Ушакова даже в такси сажать отказались. Развезло мужика прилично, собутыльник он слабый, вот и потопал домой пешком через весь город, вытирая стены домов, падая и поднимаясь. Только вот до дома так и не дошел. И какое он может предъявить алиби? Дружка завалить? Захотел бы, не смог. Где тот жил и в какие края на дело поехал, они не обсуждали. Вот если бы ударили по рукам, другой разговор. Такие люди не любят языком по асфальту мести. Одним словом, у Ивана никакого алиби не было Лейтенант подошел к дежурному и спросил:
— Жора, а Бычара не появлялся?
— Профилактикой занимается. Добычу свою трясет. Не завидую я ему. А чего тебе?
— Хозяин вызывает, отчитываться пора. Клеопатра уже приехала.
— Видел. Хороша баба, но гонора слишком много. На кривой козе не объедешь.
— А ты как думал! Папочка — прокурор области, да и сама подполковник в тридцать семь лет.
— Вот потому и без мужа.
— Да мужики сами от нее шарахаются! Может, она и не против. Ты посмотри, как она одевается. Ходит на шпильках, прическа отпад, а духи? С ней рядом лучше не сидеть, обалдеешь. Бычара давно на нее глаз положил, да кишка тонка. Он как пасть свою раскроет, так из нее кирпичи сыплются. У нее давно на Бычару аллергия выработалась.
— О, легок на помине.
В коридоре появился Тимохин. При нем рта не разевали, боялись больше самого начальника райотдела.
— Товарищ капитан, — обратился Савченко, — следователь Задорина приехала, ждет вас в кабинете начальника. Меня за вами послали.
— Эксперты сдали свои отчеты?
— Все на столе у полковника.
— Тогда пошли.
Прозвучало это так, словно, не будь результатов экспертизы, Тимохин послал бы полковника куда подальше, С Саранцевым, вне службы разумеется, у капитана были приятельские отношения. Полковник ходил к капитану на дни рождения, и наоборот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91