Все они усердно голосили, откинув головы и разинув рты. Эта компания напоминала Шеферду стаю волков, воющих на луну.
* * *
В воскресенье работы не было, но после обеда Шеферда выпустили из камеры, чтобы помыть полы. Он убирался вместе с Чарли Уэстоном и впервые увидел Хомяка и Джинджера. Хомяк оказался тощим и длинным латиноамериканцем с дефектом речи, из-за которого его голос звучал так, словно он говорил с зажатым носом. Джинджер был с головы до ног одет в цвета «Манчестер юнайтед», включая бейсболку, спортивный костюм, наручные повязки и кроссовки с эмблемой клуба. Говорил он тоже только о футболе. Карпентер так и не появился.
Шеферд заметил Ллойд-Дэвис, она шла по этажу, опустив голову и погрузившись в свои мысли.
— Мэм? — окликнул он.
Она взглянула на него, нахмурив брови.
— Простите, что отвлекаю вас, мэм, но я хотел бы сегодня пойти в спортзал.
— Об этом надо предупреждать заранее.
— Я попытался, но мне ответили, что список уже полон.
— Все желают попасть в спортзал. Тебе придется ждать своей очереди. К тому же сегодня днем у тебя три часа общения и прогулочный двор в твоем распоряжении. Можешь устроить небольшую пробежку.
— Есть люди, которые ходят туда каждый день.
Ллойд-Дэвис прищурилась:
— О чем ты?
— Непонятно, почему одних парней включают в список ежедневно, а другие должны выпрашивать всего сеанс в неделю.
— Ты провел здесь всего несколько дней, — возразила надзирательница. — Такие вещи делаются не сразу. По тюремным правилам тебе положено ходить в спортзал раз в неделю. Все остальное — привилегия, а не право.
— Да, но почему-то у одних заключенных привилегий больше, чем у других.
— Именно для этого и существует система поощрений, — объяснила Ллойд-Дэвис. — Принцип кнута и пряника. Посещение спортзала — один из таких пряников.
— Тогда можно попросить у вас еще один пряник, мэм? — улыбнувшись, промолвил Шеферд.
— Не надо на меня давить. — Она ответила ему улыбкой. — Ладно, я подумаю.
Надзирательница указала на пол:
— Тут плохо помыто.
Он нагнулся посмотреть, и Ллойд-Дэвис усмехнулась.
— Вот ты и склонил голову перед законом, — заметила она и пошла дальше.
* * *
Карпентер допил капуччино и поставил чашечку с блюдцем на стол. Кофе был жалким подобием того, что Бонни готовила ему дома, но в ее распоряжении имелась роскошная кофеварка из Италии — настоящий шедевр, за который он заплатил очень дорого. Карпентер попросил разрешения держать кофеварку в камере, однако комендант отклонил его просьбу из соображений безопасности. Идиотская причина, впрочем, очень многие тюремные правила не имели смысла. Заключенным не позволяли использовать чайники, зато допускались термосы и горячая вода. С точки зрения электрика, кофеварка представляла такую же опасность, как и телевизоры в каждой камере. Когда Карпентер хотел купить модель с большим размером экрана, ему отказали, хотя DVD-плейеры — вот еще одна нелепость — считались вполне законными. Надо лишь накопить достаточную сумму на тюремном счете и приобрести аппаратуру. Карпентера включили в группу «продвинутых», значит, он мог тратить по тридцать фунтов в неделю. Часть этих денег уходила на телефонные разговоры, но ему удавалось экономить на продуктах, которые покупали для него заключенные. Они поставляли ему практически все напитки и еду. Карпентер делал заказ, и товар приносили прямо в камеру. А он компенсировал их затраты на воле из расчета десять к одному.
Карпентер вышел из камеры и облокотился на перила. Заключенные внизу выстроились перед прогулочной площадкой. Карпентер ненавидел ее. Она напоминала ему о школьных днях. Тогда их на один час вытаскивали из классных комнат и гнали во двор, чтобы они могли разрядить лишнюю энергию и потом хорошо вести себя на уроках.
Карпентер спустился на первый этаж. По дороге ему кивнули несколько заключенных — все, кто провел здесь много времени и знал, кто он такой. Впрочем, Карпентер не собирался сидеть здесь настолько долго, чтобы заводить личные знакомства. Он подкупил Диггера, и больше его никто не волновал.
Камера Хичкока находилась у бильярдного стола. Дверь была открыта, но Карпентер постучал.
— Можно? — спросил он.
Хичкок лежал на койке.
— Что нужно?
— Поговорить.
— Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
— Боюсь, здесь это желание невыполнимо, — заметил Карпентер.
Он вошел и закрыл за собой дверь. Камера была двухместная, и Хичкок занимал верхнюю койку; он лежал, повернувшись лицом к стене. Карпентер вынул из кармана кольцо.
— Кажется, это твое.
Хичкок обернулся. Увидев обручальное кольцо, он открыл рот. Повернувшись на бок, он взял золотую вещицу у Карпентера и уставился на нее с таким видом, словно боялся, что она исчезнет.
— Где ты его взял? — спросил он.
— Я подумал, что ты хочешь его вернуть.
Хичкок надел кольцо на палец.
— Ни разу не снимал его после женитьбы, — пробормотал он. — Ты женат?
— Четырнадцать лет.
— За что ты здесь?
Карпентер предостерегающе поднял руку.
— Существует тюремный этикет. Нельзя спрашивать другого, за что он сидит. Если он расскажет сам, прекрасно. Но спрашивать запрещено.
— Я запомню. Извини.
— Есть и другие правила, — продолжил Карпентер. — Например, не входить в чужую камеру без разрешения. И платить за каждую услугу. Здесь ничего не делают бесплатно.
Хичкок посмотрел на кольцо. Намек ясен.
— Сколько я тебе должен? — спросил он.
Карпентер улыбнулся.
— Деньги здесь не в цене, Саймон.
— Но ты чего-то от меня хочешь?
— Схватываешь на лету. Не бойся, Саймон, мне не нужно ничего особенного. Только «ФТ».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122