Ну, прежде всего, у него была проведена отдельная телефонная линия, и она мирилась с этим. Она знала, что дни отсутствия Эрика совпадают с определенными сообщениями в газетах, – и тоже мирилась с этим. Она знала, что у него была винтовка, но мирилась и с этим. Она никогда не спрашивала его ни о чем, и это существовало как бы где-то рядом с их семейным покоем. Ее жизнь была чем-то сродни жизни жены воина. Или палача.
– Говоришь, его голос был расстроенным? – спросила она Джексона.
– Очень. Ощущение было такое, что он не в себе. Но он ясно сказал, что хотел бы потолковать. Повидаться со мной и потолковать. Я думал, что ты, может быть, знаешь, где он.
– Нет. – И спустя несколько секунд Энджи покачала головой, как бы подчеркивая это отрицание.
– Значит, нет. – Джексон, казалось, о чем-то думал. – Ладно. Я, может, осмотрюсь тут кругом, а? У него есть какая-нибудь отдельная комната, где он держит...
– Есть запасная спальня для гостей, но...
– Понимаешь, там может быть, что-то такое... ну, которое...
– Я не уверена, что мне следует...
Их слова натолкнулись друг на дружку и оборвались.
– Ты, должно быть, беспокоишься, а? – спросил Джексон.
– Нет, я... – пожала плечами Энджи.
– Не беспокоишься, что он бегает по Лондону, убивает без разбору людей и, кажется, не собирается останавливаться?
Наступило молчание, столь же глухое, как вдруг остановившееся биение сердца. Энджи сделала едва заметный, болезненный жест: она протянула руку вверх и вперед, словно собирала слова из воздуха в кулак, чтобы заглушить их.
– Так не беспокоишься? – в конце концов спросил Джексон.
– Там, наверху, по лестнице, – сказала Энджи. – Вторая дверь слева. Только она заперта, а ключ у Эрика.
Джексон улыбнулся ей и сказал:
– Я недолго.
Второй телефонный кабель вел в комнату. Там был небольшой письменный стол, линованный блокнот, чайная кружка, из которой торчали карандаш и пара авторучек, небольшая кучка расписаний поездов и самолетов да еще несколько предметов всякого личного хлама, который мог быть и в любой другой комнате дома.
Ящики письменного стола оказались пустыми. На полке лежал кусок горного камня, отполированного потоками воды. Этот яйцевидный кусок гранита был достаточно велик, чтобы уместиться в стиснутом кулаке. По диагонали его делила надвое прослойка кварца. Под камнем лежала карта Лондона. Джексон взял камень в руку и подержал в ладони, пока гранит не согрелся. Потом он опустил его в карман. Талисман.
Развернув карту, Джексон увидел, что на ней нет ни единой пометки.
* * *
Немного позднее он позвонил Фрэнсису.
– Я в Лондоне, – сказал он. – Приступил к делу.
Голос Фрэнсиса звучал приглушенно, словно он ел или читал.
– И что? – спросил он.
– Видел его жену. Там пусто.
Джексон звонил из небольшой гостиницы, неподалеку от центра города. Перед ним, на кровати, была развернута карта.
– А не стоит ли мне организовать подслушивание ее телефона?
– Не беспокойся, – засмеялся Джексон. – Он оттуда ушел, понимаешь, о чем я? – Его взгляд тем временем блуждал по схеме улиц и парков. – Я вот как раз проверяю все. Если будет о чем докладывать, я позвоню.
– Послушай, – голос Фрэнсиса стал резче: он, видно, вспомнил что-то, о чем забыл сказать. – Росс – это самая важная задача. Но есть и нечто еще. Ты не единственный, кто ищет...
– Кэлли? – предположил Джексон. Поскольку убийца не имел ни лица, ни имени, средства массовой информации сделали имя и лицо Кэлли своего рода визитной карточкой своих сюжетов.
– Да, Кэлли, – ответил Фрэнсис, – но это может быть и любой другой, любой, кто пытается его выследить. Поэтому найти Росса – самое важное. Равно как и остановить любого, кто найдет его первым.
– Понятно.
– Времени у нас мало.
– Это я тоже понимаю.
Джексон повесил трубку, повернулся на кровати и, подтянув ноги, скрестил их перед собой. Он внимательно смотрел на карту. Рядом с ней лежала полоска самоклеющихся цветных меток и написанный от руки перечень каждого из убийств, совершенных Россом. В течение десяти минут Джексон наносил метки на карту, потом откинулся назад, чтобы взглянуть на результат. Никакой системы он не увидел, все делалось наобум. Строго говоря, иного он и не ожидал. Взяв чертежный карандаш, Джексон написал на метках даты совершения убийств. Но и это не дало ему ничего, кроме того, что Росс на редкость искусно подбирал сочетание места и времени. Наобум, все было наобум...
Пробежав глазами свой список, Джексон взглянул на колонку, где было помечено время дня для каждого убийства. Опять почти наобум, было лишь ясно, что Росс предпочитал раннее утро. Но это мало о чем говорило. Джексон снова посмотрел на разбросанные по карте метки, надеясь разглядеть в них какую-то систему, какую-то отправную точку. Бесполезно. В конце концов он снял метки с карты, снова сделав ее чистой.
"Эрик, – подумал он, – Эрик... Я знаю, что случилось. Конечно же знаю. Убить одного, троих, девятерых... На этом ты должен был остановиться, да? Значит, девять? Или двенадцать? Пятнадцать? Думали ли они, что ты остановишься? Наверное, думали. Но разве способны они были понять?
Убить одного – это работа. А может быть, и сведение счетов. Задание это или месть – за ними стоит нечто общее: нужна именно эта особа – и никто другой. Ты знаешь нужное имя, знаешь задачу – убить этого человека, и можно возвращаться домой. Ты планируешь, как проделать это с минимумом опасных для тебя последствий, с минимумом риска. Ты знакомишься с проблемой, обдумываешь ее, находишь способ решения... Ну, может быть, и возникает легкий холодок волнения, когда приходит назначенный день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147