отец в «папином» кресле сосредоточенно, не пропуская ни одного слова читает газету, из-за которой видны только его руки и ноги; мать прилежно занимается починкой белья в углу дивана, рядом с торшером. В другом кресле, поджав ноги и закрыв складками юбки сиденье, устроилась его сестра. Расположившись на полу у ее ног, он время от времени бросает на нее взгляд в надежде встретиться с ней глазами. В ответ она может взглянуть строго, почти сердито, и тогда он возвращается к своей книжке или слегка улыбается. В этом последнем случае он знал, что на ней под юбкой ничего нет; рука девушки медленно забирается под подол со спины, чтобы никто этого не увидел, пальцы скользят вокруг бедра. Когда палец находит то самое место, ее тело слегка приподнимается, она смотрит на брата неподвижными глазами на закаменелом лице; наконец рот сестры приоткрывается в обнажающей зубы улыбке и на шее выступают красные пятна. Он сидит на полу, не спуская с нее глаз, в то время как отец шелестит страницами газеты, а матушкина игла снует в проворных пальцах, подшивая ткань.
Женщина высунула из воды руку и слегка потерла ее мыльной пеной. Мужчина приблизился и встал над ней. Похоже, она передумала мыться и теперь просто лежала, глядя в потолок. Она моргнула, потом ненадолго закрыла глаза. У нее был трудный день. Она любила свою работу, хотя спокойной ее не назовешь. К тому же последняя неделя выдалась особенно напряженной – череда мелких нелепиц завершилась крупной неприятностью. При мысли об этом на ее лице вновь появилось сосредоточенное выражение.
«Ну все, довольно», – мужчина нагнулся и взял женщину за горло. На ее лице появилось выражение недоумения и растерянности, как у людей, которые просыпаются в незнакомом месте и не могут понять, где они. Потом мужчина выпрямил руку и надавил на голову женщины, погружая ее под воду. Ее длинные ноги поднялись высоко вверх и отчаянно заколотили по воздуху; руками она пыталась отбиваться от убийцы, но безуспешно: она не могла ни оттолкнуться от скользких стенок ванны, ни найти другую точку опоры. Она боролась изо всех сил. Один раз ее лицо слегка приподнялось над поверхностью воды, на миг вынырнув из губительной зеленоватой толщи, но он снова погрузил ее под воду, и ее рот принял безнадежное и несчастное выражение.
Женщина била ногами по стенкам ванны. Она ударилась лодыжкой об раковину и разбила пяткой одну из зеркальных плиток, но не почувствовала боли. Ей не удавалось освободиться: он держал ее, с силой нажимая рукой на ее голову. Ее одеревенело выпрямленные ноги начали конвульсивно дергаться: они то погружались в воду, то поднимались, чтобы снова бессильно упасть. Мужчина ощущал вибрацию, как рыболов, чувствующий бьющуюся на крючке большую рыбину, но еще не видящий ее. Потом женщина затихла.
Мужчина не спешил. Он выждал немного, глядя прямо перед собой на рифленое окно в двери ванной. На улице перед домом слышался шум автомобилей. В гостиной зазвонил телефон. Он удерживал женщину под водой, по-прежнему глядя на окно. Мужчина ждал конца, и на его лице появилось отсутствующее выражение, как у человека, меряющего температуру. Наконец он убрал руки и, не взглянув на свою жертву, прошел в спальню. Через десять минут он был на улице.
Теперь квартира стала неестественно тихой и спокойной. Воздух как бы застыл в неподвижности, а мебель казалась более громоздкой и тяжеловесной, чем раньше. Бытовые устройства – стереосистема, посудомоечная машина, кухонный комбайн – будто все разом сломались, казалось, они больше никогда не будут работать. В квартире воцарились тишина и спокойствие смерти.
Женщина неподвижно лежала под слоем воды; одна нога, неестественно изогнутая, свешивалась через край ванны; волосы распустились и плавали, как водоросли, а глаза оставались широко раскрытыми. Телефон зазвонил еще раз, лишь подчеркивая всеобщую неподвижность. Прозвонив десять раз, он умолк, и тишина окутала мягким покрывалом пол и окна квартиры.
Наблюдатель, если бы он случайно там оказался, мог бы заподозрить, что женщина слепа, но это было бы глупо. Слепые гораздо более чувствительны к присутствию посторонних на своей территории, чем все остальные люди.
Женщина не была слепой.
Она просто не знала о присутствии мужчины.
Глава 2
Джон Дикон поднял голову и увидел океан. Он прошел около пяти миль вдоль скалистой гряды, прислушиваясь к шуму прибоя. Вскоре, однако, он перестал его замечать, и рев океана сделался спутником его мыслей, действуя на него успокаивающе, хотя сам Джон этого и не сознавал. Солнце палило нещадно, но у берега прохладный ветерок смягчал жару. Шипели буруны, занимающие небольшую бухту, куда он сейчас направлялся. Оступившись, он скатился вниз по тропинке, которая спускалась вдоль почти отвесного утеса к маленькому – не больше пятидесяти футов – серповидному пляжу. Погруженный в размышления, Джон машинально прошел в дальний конец песчаной косы, к камню, на котором любил отдыхать. Джон просидел там более получаса, опустив глаза долу и предаваясь безрадостным думам. Наконец он поднял глаза и взглянул на океан – спокойно, как человек, знающий его коварную силу, но не имеющий причин ее бояться.
«Минул год с тех пор, как мы были здесь с Мэгги», – подумал он. Дикон знал, что воспоминания причинят ему боль, но не стал им противиться. Целый год... Помнится, день был такой же жаркий, как сегодня. Они захватили с собой все для пикника: колбасу, сыр, салат, вино и даже клетчатую скатерть, без которой Мэгги не мыслила настоящего пикника. Они ели, спали, купались. Стемнело, но уходить не хотелось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119