.. Я понимаю, что происходит! Ты узнал, что мы хотим выдвинуть Гэса на пост шерифа Додж-Сити, вот и попытался его подставить.
— Ты просто дурной грязный боров! — прошипел Дарби. — Я тебя быстренько упеку в тюрягу. Будешь там пуп надрывать в каменных карьерах! Дерьмо ты собачье! Ты думаешь, взял в руки пистолет — и уже настоящий человек? Ни хрена подобного. Как хлебал навоз, так и дальше хлебать будешь!
— Говори, говори, Дарби, если от этого тебе полегчает. Да, я фермерствовал всю свою жизнь, и до гроба буду этим заниматься.
Из ванной комнаты вышел Гэс. Он был одет в чистый, выглаженный костюм, волосы тщательно расчесаны.
— Да брось ты, Бен, — сказал он. — Я же тебе сколько раз говорил: спорить с такими бесполезно. Их нужно просто ногой под зад — и все тут.
Гэс, не открывая окна, осмотрел улицу. Странно, ни одной машины. И ни живой души перед гостиницей не видно. А, наверное, уже все прослышали, что тут будет происходить. Откуда это узнают? Да еще так быстро? В дальнем конце улицы он разглядел беспокойную толпу долговязых фермеров, с обветренными лицами и красными шеями. Боже, что они тут делают? Уходите, уходите отсюда, хотелось крикнуть Гэсу. Здесь, под самым вашим носом, будут стрелять!
Затем он увидел полицейских с оружием в руках, занимающих место перед банком.
Да, теперь понятно, почему фермеры не могут решиться на активные Действия. Никому не хочется, чтобы ему прострелили голову. Особенно если неизвестно, чем все это закончится.
На другом конце улицы собрались подростки и молодые люди. Они присматривались, выжидая, что произойдет дальше, прикидывая, что и как; пришел момент понять, чего стоят их отцы, чего стоит их страна. Часы на пожарной башне показывали без пяти двенадцать.
— Бен, тебе нужно обязательно поговорить с теми полицейскими. Тебе нужно им сказать, что и они и мы — все из одних и тех же мест, нас всех вырастила одна земля. У нас всех в душе одни и те же надежды, мы все хотим получать вознаграждение за свою работу, нам всем очень тяжело видеть, как гибнут наши надежды. Мы все надеемся на справедливость наших законов и нашего правительства! Бен! Тебе надо спешить! Тебе нужно говорить с ними открыто, честно, потому что если кому-то суждено быть убитым, то люди должны хотя бы знать, за что.
— Хорошо, Гэс, я постараюсь. — Бен отдал Гэсу пистолеты шерифа и направился к двери.
— Осторожнее, старина, не сломай ногу на ступеньках, — сказал Гэс в напутствие.
Время от времени поглядывая в окно, Гэс видел, как старый фермер в своем латаном комбинезоне выходит из гостиницы, потом идет по улице к банку, останавливается перед полицейскими, стоящими стеной, мощной, незыблемой и бесчувственной как бетон — разве может дойти до таких простое человеческое слово? Но Бен говорил и говорил, делая медленные, типично фермерские жесты; казалось, он обращается к своим сыновьям, объясняя, как нужно вспахать поле, что нужно сделать, чтобы дожди не смывали почву, рассказывая, что полям надо давать передохнуть, что их нужно должным образом поливать — а иначе на них не будет ничего расти...
Гэс видел застывшего на месте офицера в высокой шляпе; он стоял, как деревянный чурбан, а старый фермер взывал к нему, говорил, что фермеры требуют лишь возможности оставаться на собственной земле, что они хотят основать кооперативный банк, что они вернут свои долги, как только дожди смочат землю и засуха закончится.
Но офицер не слушал. Он превратился в камень. У него был приказ. У него было оружие.
Бен, почувствовав, что офицера ему не удастся ни в чем убедить, стал обращаться к молодым полицейским, не превращенным еще в бесчувственных роботов.
— Неужели вы будете стрелять в людей, многие из которых ваши соседи, только за то, что они захотят перейти улицу и войти в здание? Просто в здание коммерческого учреждения? А это вам не церковь или мэрия! И никому мы не собираемся мешать, никого не будем трогать! Нам нужно взять только некоторые бумаги! Вы что, будете швырять гранаты в своих соседей? Травить их газом? Вы будете стрелять из крупнокалиберных винтовок в своих родственников?
По настроению полицейских, по выражению их лиц Гэс не мог определить, готовы они стрелять или нет. Он видел, что офицер оставался без движения — наверное, он все-таки боится дать приказ стрелять, боится, что ему не подчинятся, если он такой приказ отдаст.
До двенадцати часов оставалась одна минута. Бен увидел, что его усилия ни к чему пока не приводят. Он ничего не выпрашивал, он не пытался командовать, он пытался говорить с полицейскими как с людьми, пояснить им, что и как, он пытался взывать к их человеческой порядочности. Если эти его слова не дошли до полицейских — ну что ж, дальше говорить бессмысленно. Нужно вернуться к толпе фермеров, а если потребуется — то и умереть.
Гэс видел, как Бен повернулся и медленно побрел к плотной группе людей, в поры которых навечно въелась пыль, лица которых были опалены солнцем. К толпе людей, которые не умеют красиво говорить, но умеют отличать правду от кривды.
— Ладно, шериф Дарби, — сказал Гэс, — пора и нам прогуляться немножко по Фронт-стрит.
Гэс вынул обоймы из пистолетов Дарби и отдал ему разряженное оружие.
— Может быть, ты будешь чувствовать себя немножко увереннее, если эти штуки будут болтаться у тебя на боках.
Они стали спускаться по лестнице. Впереди шериф — сзади Гэс. В руках он держал заряженный автомат.
— Надеюсь, ты переживешь эту передрягу, шериф, — сказал Гэс. И он действительно этого хотел.
— А я надеюсь, что ты — нет, — прорычал шериф. Они вышли на крыльцо главного входа гостиницы. Гэс вдохнул воздух всей грудью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111