Так и было: добровольное отрешение гордячки Марины Цветаевой привело ее в петлю, вынужденное отрешение изумительной Анны Ахматовой – в одиночество. И как бы это ни было жестоко, в их творчестве людей волнует тот самый излом, рана, душевное смятение, та неземная жуть бездны, у первой – нервная, у второй – спокойная, но у обеих – мучительная и оттого чарующая нас, устроенных и самоуспокоенных... Не так? Ведь и тревога, и страх, и одиночество – все это боли души.
Данилов лишь пожал плечами. Бутурлин налил себе водки, выпил махом, скривил губы в язвительной усмешке: над жизнью или над самим собой? Произнес:
– Любую женщину – будь она самой незаурядной личностью или простушкой – лучше любить на расстоянии. Тогда ты можешь ее возвысить до любого пьедестала... Хотя... – Бутурлин помрачнел. – Есть в этом что-то от трусости.
Вернее – от страха жить. Ну да: все мы в той или иной степени боимся жить в этом мире: он жесток, скуп, расчетлив и до омерзения скучен. Мир, что внутри нас, нам милее и дороже. Вот только...
Если его не выпустить наружу, он способен спалить целиком, без остатка.
Бутурлин снова налил водки и снова выпил один. Спросил:
– Вы догадались о моей профессии?
– Нет.
– Я словоблуд, – произнес он, чуть помедлив и улыбнувшись с искренней давней печалью. – Профессиональный манипулятор нестойкими душами... Когда-то считался писателем, у меня даже вышло несколько книг... А! – Он махнул в сердцах рукой. – Дрянь были книги, мусор. Мне думалось тогда: нужно сначала пробиться, а вот потом... Этого «потом» у меня не оказалось. Страна плавно перешла от перестройки к перестрелке, а жить я привык вполне пристойно, в материальном-то смысле. Быстренько огляделся и попал как цыпа в бульон: не только не голодно, а наваристо! Занялся рекламой поперву, а там и организацией предвыборных, благо страждущих послужить народу как репок – сажать не пересажать! И тоже все думалось: потом, потом, потом... Вот квартиру... Вот дочку устрою... Вот сам малость отдохну... И шпорить вроде время пытался, успевать... Ведь успех – это когда ты успел! К раздаче, к корыту, к корме, к власти, к славе. Я не успел ничего. А время сжималось, сжималось, как шагреневая кожа... Знаете, что самое страшное? Дни стали короткие. Совсем. Не успел проснуться, словом перекинуться – отлетать пора. Сны и те стали серые, как сырой мартовский подлесок.
Бутурлин охмелел вдруг. Подбородок его стал тяжел, уголки губ скривились вниз, лицо закаменело, а в глазах заклубилась та самая мутная тоска, что так страшит людей своей безысходностью. И заговорил он теперь тихо, почти шепотом, словно выдыхал остатки души:
– Вам известно, Данилов, что такое честолюбие? Нет, не то, что зудит мелким бесом и до крови царапает душонку коготками зависти... Я имею в виду честолюбие настоящее, «быть или не быть», жену ревновать к Казанове, говорить о музыке с Моцартом, спорить с Шекспиром по поводу удачи или неудачи строки! И вот представьте: мысли, видения сжимают вас тесным кольцом, а вокруг – сутолока «трудовых будней»: сделать, найти, договориться, пробить, устроить... И жизнь – вязнет в невнятных разговорах и разговорчиках, и все вокруг – какие-то «полу-», и сам ты даже не «полумилорд, полуподлец», а так, шушера, полуделяга, и жизнь твоя не жизнь – черно-вичок, какого не жалко и выбросить! А честолюбие душит – нет, не жаждой неутоленного тщеславия, – тонной тоской несвершенного!
Жизнь... Любой человек за свой земной срок проживает их несколько, и ни одна не похожа на ту, какую он себе выбрал . бы сам. А еще – сотни их, тысячи – доблестных и дурных, глупых и никчемных, значимых, стремительных и медленно-просветленных – он проживает с героями книг, делаясь то похожим на вымышленные персонажи, негодуя, погибая и воскрешаясь с каждым из них... А мне... Мне осталось дожить эту жизнь пустословом и пьяницей... Хотя... – Бутурлин ухмыльнулся. – Чем я хуже Сократа? Или – чем Сократ лучше меня?
Богохулением? Многословием? Алчностью к похоти и позерству?
Люди странны. Диоген Лаэрций написал еще во времена оны историю греческой философии, но – кто его помнит? А помнят – сумасшедшего Диогена Синопского, прославившегося юродством и дервишеством, но без свойственной тем пророческой прозорливости. Чем он задел людское тщеславие? Тем, что ответил царю царей Александру, сыну Филиппа, дерзко и вольно? Тот спросил, как он может наградить великого аскета,на что Диоген ответил: «Уйди. Ты загораживаешь мне солнце». Или – еще отважнее: «Ты стоишь между солнцем и мною». И эта фраза сделалась для живущих важнее всего жизненного труда Лаэрция, поставив отрешенную мудрость выше власти, могущества, славы и даже бессмертия!
Это ли не удивляет? Или – Диоген Синопский поразил современников своей способностью проникновения в суть? Ведь это он бродил днем с лампою по городу и повторял: «Ищу человека!» Он что, был мудр? Или настолько глуп, что не понимал – совершенных людей нет и быть не может, все поиски его – тщетны... Так какой он был, Диоген Синопский? Хитрец, трюками украшавший свою жизнь и развлекавший толпу? Или же – нищий бродяга, потерявший всю и всякую волю к жизни, да и волю к смерти тоже? Полубезумное животное? И все приписываемые ему слова сочинил неведомый – мудрец? озорник? философ? – и они дошли до нас в анекдотах, и седина веков придала им должное благолепие и благородство? Имя же сочинителя история не сохранила, кто бы он ни был: без эмоционального сочувствия, с каким люди позднее воспринимали слова, приписываемые Диогену, сами по себе они были лишь претенциозной выдумкой, и ничем иным. Ничем.
Бутурлин обмяк, произнес устало:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183