Он ухмыльнулся и поднял в руке бронзовый женский гребешок.
– Расчешись им и попытайся представить себе последнюю женщину, которая пользовалась этим гребешком до тебя.
Саммер опустила камеру и уставилась на предмет в руке Дирка. Ее глаза восхищенно расширились, она осторожно взяла гребешок в руку и рассмотрела.
– Что за чудо! – прошептала она.
Девушка уже хотела провести гребешком по нескольким прядкам выбившихся из-за уха пламенно-рыжих волос, как вдруг остановилась и серьезно посмотрела на брата.
– Ты должен положить его обратно, туда, где нашел. Когда сюда придут археологи, а они непременно придут, тебя обвинят в воровстве реликвий.
– Могу поспорить, если бы у меня была подружка, она оставила бы гребешок себе.
– Последняя из твоих многочисленных женщин готова была стащить даже ящик с пожертвованиями из церкви.
Дирк сделал вид, что обиделся.
– Именно склонность к мелкому воровству делала Сару такой неотразимой.
– Тебе просто повезло, что папа лучше тебя разбирается в женщинах.
– А он тут при чем?
– Он выгнал Сару взашей, когда она заявилась в его ангар искать тебя.
– А я-то ломал голову, почему она не отвечает на звонки, – без тени обиды заметил Дирк.
Сестра наградила его убийственным взглядом и принялась рассматривать гребень, пытаясь вызвать в своем воображении образ женщины, которая последней прикасалась к этому гребешку до нее, представить, какие у нее могли быть волосы. Через несколько мгновений она осторожно положила гребешок в раскрытые ладони брата, чтобы сфотографировать.
Саммер сделала несколько снимков, и Дирк вернул гребень обратно в котел. Саммер последовала за ним. Она сделала своей цифровой камерой больше тридцати снимков спальни и находящихся в ней древних предметов, затем переместилась в кухню и принялась снимать там. Наконец она решила, что достаточно детально запечатлела на пленке все три комнаты и обнаруженные в них артефакты. Она передала камеру Дирку, тот отсоединил прожекторы и убрал камеру в алюминиевый контейнер, ручку которого он крепко сжал в руке – ему казалось, что так надежнее, что уж он-то, Дирк, сумеет сохранить контейнер с драгоценными снимками и доставить его назад в целости и сохранности.
Он еще раз проверил манометры на баллонах с воздухом – своем и Саммер – и убедился, что воздуха у них больше чем достаточно для возвращения в подводное жилище. Брата и сестру учил отец, и учил хорошо. Молодые люди были осторожными ныряльщиками, и им никогда еще не случалось даже близко подходить к той смертельно опасной черте, которую представляют собой пустые баллоны. На этот раз Дирк плыл впереди, проверяя, правильно ли он запомнил все изгибы и повороты кораллового дна.
Когда брат с сестрой добрались наконец до подводного убежища, которое успело стать для обоих домом, наверху, на поверхности, уже началось волнение. Под действием стремительно набирающего силу ветра волны вздымались все выше и ритмично били по рифу, как будто заколачивали сваи. Пока Дирк готовил обед – была его очередь, – они с Саммер оживленно обсуждали, как будут разгадывать загадку таинственного подводного храма. Они отдыхали и обедали, обманутые ложным ощущением безопасности. Никто из них не имел ни малейшего понятия о том, насколько уязвимо их убежище на глубине пятидесяти футов под поверхностью бушующего моря. Если волны, как ожидалось, достигнут стофутовой высоты, то впадины между ними пройдут прямо по поверхности рифа, и на подводный дом обрушится вся бешеная мощь жуткого шторма-убийцы.
7
Внутри бурлящей стены урагана, под ударами свистящих порывов ветра, ливневого дождя и града летел самолет. Его, как игрушку, бросали во все стороны восходящие и нисходящие потоки, мотала невообразимая ярость страшной бури. Двадцатидевятилетний охотник за ураганами «Орион Р-3» достойно принимал удары. Его крылья изгибались и трепетали, как клинки фехтовальной рапиры. Огромные пропеллеры четырех аллисоновских двигателей по 4600 л.с. каждый несли его сквозь потоки падающей с неба воды со скоростью триста узлов. Самолет был построен еще в 1976 г., но ни ВМС, ни НОАА, ни НУМА не удалось за все это время найти другой самолет, который способен был бы лучше, чем «Орион Р-3», противостоять жестоким ударам стихии.
«Галопирующая Герти», как любя называли пилоты самолет, была чрезвычайно устойчива в полете. На ее носу какой-то художник-любитель изобразил девушку-ковбоя верхом на брыкающейся лошади. Герти несла на себе двадцать человек экипажа, куда входили два пилота, штурман и метеоролог, три механика и специалиста по электронным средствам связи, двенадцать ученых и представитель средств массовой информации с местной телестанции. Он попросился на борт, когда узнал, что ураган Лиззи, по всей видимости, будет рекордным.
Джефф Барретт непринужденно сидел в пилотском кресле, то и дело пробегая взглядом по приборной панели. Все шесть часов полета (из запланированных десяти) ему больше некуда было смотреть – только на шкалы приборов и сигнальные лампочки. За ветровым стеклом видно было примерно то же самое, что можно увидеть внутри стиральной машины, работающей на мыльном цикле. Барретт был женат, имел троих детей и считал свою работу не более опасной, чем управление мусороуборочной машиной в переулках центральной части города.
На самом деле в клубящейся облачной массе, со всех сторон окружавшей «Орион», людей подстерегали опасность и смерть. Время от времени Барретт опускался к воде так низко, что пропеллеры, проходя сквозь тучи соленых брызг, метали их прямо в стекло, затягивая его похожей на иней пленкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163