Хитрый, осторожный политик, привыкший трижды промерить глубину реки прежде чем в нее прыгнуть, Егор Артемович испытывал необ"яснимое чувство доверия к пухленькой секретарше. Неизвестно, от чего оно шло: от сердца или от головы, но ему казалось абсурдной сама мысль о возможном предательстве. Иногда он подумывал — бросить осточертевшую семью и нудную работу, взять Людмилу и сбежать с ней за рубеж. Денег, слава Богу, предостаточно и в швйцарском и лондонском банках, до конца жизни хватит. Молоденькая секретарша своей заботой и своими ласками сделает то, над чем безуспешно бьются ученые — продлит молодость хозяину, сделает его долгожителем.
Но не только в неминуемом сексе таится исток необычайного доверия.
Ни один человек не способен замкнуться в самом себе, ему, как воздух, необходима поддержка со стороны другого человека, обычное сочувствие либо простое понимание. Тем более, в сложных хитросплетениях современной политики, когда приходится продумывать каждый шаг, оценивать выгоды и просчеты любого своего поступка.
Как же обойтись без этакого «судьи», если даже он, этот судья, далеко не профессионал? Друзей Молвин не имел, жена, по его мнению, — безмозглая курица, предназначенная для воспроизводства потомства и ведения домашнего хозяйства.
А тут — умненькая, всепонимающая девчонка, к тому же — симпатичная и обольстительная.
— Кстати, о приставаниях, — потер нос Егор Артемович. — Завтра вылетаешь со мной в Сибирь. Собери вещицы, то да се, — неопределенно покрутил он пальцем. — Рано утром за тобой пришлю машину…
Каждый вечер Людмила «отчитывалась» перед придирчивым и добрым «преподавателем» — матерью. Самым подробным образом рассказывала о посетителях босса, о его реакции на их обещания либо предложения, поражалась долготерпению и выдержке Молвина, его удивительной способности мгновенно анализировать и сопоставлять.
— Боюсь за тебя, девочка, — твердила мать. — Как бы они с тобой не расправились, эти нелюди. Пока нужна — не тронут, а вот минует необходимость в аккуратной и послушной секретарше…
— Что ты говоришь, мамочка! — смеялась дочка. — Никогда не минует. Уж я постараюсь.
Людмила и сама сознавала шаткость своего положения на рядовой, если вдуматься, работе, но выхода не находила. Уволиться? А на что жить, на мамину пенсию? Смешно даже подумать. Единственно, что остается — молчать, кроме всепонимающей мамы, никому ни слова. И подчиняться, не лезть на рожон, не прекословить своему занудливому «хояину». Не говоря уже о пожилом советнике.
До утра девушка так и не уснула. Если бы существовала малейшая возможность отыскать другую работу, пусть с более низкой оплатой, с удовольствием бы уволилась. Совместная с Молвиным поездка по сибирским городам ничего хорошего не принесет. Не зря Егор Артемович обмолвился о «приставаниях».
Утром, сумрачная, не выспавшись, Людмила небрежно затолкала в сумку комплект сменного белья, джинсы с кофточкой, туалетные принадлежности, села возле окна и стала высматривать обещанную машину.
Ровно в семь черная «волга» остановилась рядом с под"ездом, водитель вышел и принялся прогуливаться по тротуару, то и дело поглядыая на часы.
Пора ехать…
4
Прибывших посланцев Москвы разместили в приличной гостинице, каждому предоставили по двухкомнатному номеру. Секретарше — однокомнатный. Дверь в дверь с номером Молвина.
— Устроишься — зайди, поработаем, — шепнул Егор Артемович, когда они шли по коридору. — Я должен подготовить выступление босса перед местным руководством, — пояснил он.
Поверила дуреха-секретарша в срочность «работы», торопливо разложила по ящикам и полкам вещи, подправила макияж, надушилась и постучала в дверь соседнего помещения.
Молвин, без пиджака и без галстука, со спущенными подтяжками, открыл ей. Рубашка расстегнута, видна вялая волосатая грудь. На лице — кривая улыбочка.
— Проходи, располагайся, — весело пригласил он.
К журнальному столику придвинуты два кресла, на нем — бутылка коньяка, нарезанная колбаса. Непременные бананы, яблоки.
— Сейчас малость закусим и — трудиться, — бодро пояснил босс, попрежнему улыбаясь и отчаянно терзая нос-банан. — С утра маковой росинки не потребил… Ты ведь тоже голодна?
— Нет… не хочется… Диктуйте — буду записывать…
Кажется, показное трудолюбие Молвину не пришлось по вкусу. Молча разлил по рюмкам коньяк, поднял свою и строго поглядел. Почему она медлит? Или не дорожит своей работой? Может быть, брезгует скромным угощением?
Пришлось пригубить.
— До дна, только до дна! — потребовал Молвин, насупясь. — Не привык, чтобы не слушались, хочешь доброго отношения — подчиняйся! Разве со мной трудно работать, решила уволиться? Пожалуйста, увольняйся. Сейчас — безработица, только позови — десятки красавиц прибежит.
Людмила подобострастно улыбнулась, дескать, пошутила, конечно, выпью. Кончиками пальцев взяла с блюда кружок сырокопченной колбасы, зажмурилась и лихо опрокинула в рот обжигающий напиток.
— Вот это — по нашему, — засмеялся Егор Артемович. — На одной ноге далеко не ускачешь — приделаем по второй, — наполнил он рюмки. — Пей, красавица, не ломайся, барышня!
Вторая рюмка пошла легче. В голове приятно завертелся красочный хоровод.
— Молодчина… Но, как известно, цифра «три» — волшебная цифра, говорят, Земля стоит на трех китах. Не зря бытует поговорка: Бог троицу любит.
Третья порция скользнула в онемевшее горло, будто не алкоголь — вода. И все же Людмила старалась не потерять самообладания, мысленно уговаривала себя: я не пьяна, я в полном сознании, только не расслабляться, не сдаваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90