— Позавчера и сегодня ты базарил с одним фрайером, — медленно начал головастик, осторожно подбираясь к главной просьбе. — Что за хмырь?— Енто как сказать, — изобразил смущение хитрый старик. — Мне со многими доводится встречаться — работенка такая. К примеру, третьего дня малость побазарил с дружком — таким же разнесчастным пенсионером. Заглянули мы в пивной бар…— Усохни, падло! — беззлобно, даже с доброй улыбочкой, прикрикнул авторитет. — Я тебя не о дерьмовом дружане спрашиваю. Не придуряйся, сявка, все одно меня на понт не возьмешь!— А я рази придуряюсь? — удивился хозяин. — Просто приятно побазаритьс хорошим человеком. Ить я завсегда — в одиночестве, язык соскучился — воти треплю его, ввожу в силу… Знаю, о ком спрашиваешь, — неожиданносерьезно сообщил он, понизив голос и таинственно прищурившись. — Токодорого стоит то, что ты желаешь узнать, ох и дорого же!Головастик кивнул. Приемлема любая сумма. Жизнь — дороже баксов.Казалось бы, проще показать замшелому дедку ствол «макарова» — мигом расколется. Но стоящие возле дверей два пацана держат руки в карманах дырявых брюк. А сколько их в другой комнате? Или — за портьерой? Наверняка, все со стволами.— Ладно, вонючий огрызок, сговоримся. Сколько хочешь получить за горбоносого?Мурат нерешительно поглядел себе под ноги, потом — на потолок. Его не мучили угрызения совести. Эта самая «совесть», если когда-то и существовала, то в наш рыночный век благополучно издохла, переплавлена в горниле реформ в чисто деловые отношения. Баксы превыше всего!— Вишь, какое дело, дружан. Горбоносый мужик — бывший мой босс. Енто — первое. Теперича больно уж неохота тебя грабить. Но жизня пошла страсть тяжелая. Скоко жить мне осталось — десяток годков, не больше. Вот и хочется покушать сладенького да вкусненького… А цены, сам знаешь, нынче ох как кусаются, прямо-таки грызут…— Не верти выщипанным хвостом, вонючая уродина, говори! — заорал головастик. — Нет времени с тобой базарить!— Енто еще поглядеть надо — кто из нас уродина, а кто красавчик, — спокойно отреагировал Мурат. — Десять кусков баксов!— Ну, ты и хватил, свинячий огрызок! Да за такие деньжища мои шестерки землю взроют, море процедят по капле…— Вот и договорились, кореш, вот и ладно, — снова заскоморошничал хитрый архивариус. — Останемся каждый при своем: ты — с баксами, я — со справочками-выкладками… Говоришь, дорого? Терминатор дороже стоит. Продаю его себе в убыток.Кузнец понял: нужно соглашаться. Тем более, что портьера снова заколыхалась, почудились выпирающие стволы. Если продолжить напряженный базар, можно не выбраться живым из этой западни.— Будь по твоему. Бумажку дашь или продиктуешь?— Лучше продиктовать. Пальцы к старости скрутило — не могу писать. Ты уж прости, дружан, немощного деда, не обессудь. Токо у меня, — предоплата.Акуратно пересчитав баксы, дедок начал выкладывать все, что знал о бывшем своем хозяине.Значит, все же — Собков! Щупальцы первобытного страха забрались в каждую клетку авторитета и принялись высасывать оттуда недавнюю самоуверенность. Будто дикарь увидел перед собой кровожадного ящера, которого ни стрелой, ни копьем не взять. В голове замелькали кликухи застреленных авторитетов.— Ты уверен, сявка?Мурат освободил одну ноздрю, потом — вторую, поглядел на снова заколыхавшую портьеру. Огорченно вздохнул. Словно подал сигнал опасности.— Енто самое, не привык я к такому обращению. Падлы и сявки в помойках валяются, а я — в чистоте, в благости. Дак, вот что, кузнец-молодец, без твоих извинений разговор у нас дальше не пойдет.С каким бы наслажденем головастик влепил пулю в морщинистый лоб, в рот, загороженный шеренгой золотых зубов, в прищуренные глазки, из которых так и выпирает самолюбие и наглость. Но портить отношения с всезнающим бизнесменом от информатики все равно, что самому себе отрубить обе руки. Кто знает, сколько раз еще придется воспользоваться дедовым компроматом в непрекращающейся борьбе с конкурентами и сыскарями…Если, конечно, горбоносый оставит его в живых…— Докладывай, Николай Семенович, обстановку.Сотрудникам, не привыкшим к манерам полковника Фломина, трудно приходится во время докладов и служебных совещаний. Казалось бы, шутит, но глаза заморожены, будто в них случайно попал фреон из холодильника. Обращение по имени-отчеству говорит о доброжелательном отношении, а вот предваряющее словечко «докладывай» произносится совсем другим тоном — требовательным, даже — угрожающим.— Пока — благополучно. Пуля отлично справился с первым ответственным заданием…— Ликвидация Проколина? Слышал… Кстати, далеко не все, запланированное нами, выполнено. Ведь мы решили пожертвовать ферзем, а потеряли обычную пешку. С одной стороны, выгодно, но с другой… Не тот получился резонанс. Окажись вместо Летуна знаменитый Собков, можно было бы бить в колокола, праздновать победу. Сообщить российским гражданам: можете работать и спать спокойно. А Летун — пташка никому незнакомая, на его гибели торжественные марши не сыграть…Сегодня полковник необыкновенно многословен, слова и целые фразы вываливаются из него лепехами, изливаются мелким осенним дождиком. Баянов насторожился. Он всегда с опаской воспринимал говорунов всех калибров, начиная с коллег, кончая начальством разных степеней. Тем более, сдержанного, немногословного Фломина.Похоже, капитана ожидает еще одна новость, самая неприятная.Иначе зачем Фломину снова ковыряться в схеме, задуманной генералом и доработанной им? Служба в ФСБ приучила Баянова видеть за ярко раскрашенной ширмой другую, серенькую, неприметную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176