Семен помолчал. У нас с ним много общего: оба не любим признаваться в неправоте, оба бережем, как скупой свое достояние, собственное достоинство. Которое несовместимо с наглым враньем.
Я вспомнил Тимура. Ничего не скажешь, умеет Доцент подбирать себе шестерок. Вежливых, культурных, умеющих общаться и с себе подобными бандюгами, и с интеллигентами. Исключение — покойный Сергей, но и тот держался на уровне.
— Признаться, не приходилось бывать, но слышал от опытных дружанов — все бывает о-кей. Тот же рынок: уплатил — получил. Разница в товаре… Да, вы, Павел Игнатьевич, не штормуйте, ништяк — выдюжим.
Действительно, зачем волноваться? Потеря невинности мне не угрожает, она давным давно потеряна. Убить не убьют — не то заведение. К тому же рядом — надежные защитники.
Я успокоился. Во всяком случае, притворился спокойным.
Гулькин бродил по перрону и отчаянно зевал. Привык, сыскарь, давить ухом подушку до восьми утра, а тут настырный писатель заставил его подняться в четыре — есть от чего злиться и хватать ртом воздух, на подобии вытащеной из родной стихии рыбы.
— Что стряслось, Павел Игнатьевич? — недовольно пробурчал он. — Заставили подскочить ни свет, ни заря.
— Найдена стариковская внучка. Поедем выручать девчонку. Вы — лицо официальное, без вашего присутствия ничего не выйдет. Я — с боку припеку, свидетель обвинения, если хотите.
— Нашли? — удивился сыщик. — Обогнали профессионалов… Что говорить — писатель, специалист, — легонько, не до крови кольнул он меня. — И где прячется дремовская «королева красоты»? Или ее прячут? Может быть, пригласить в свою компанию двух-трех омоновцев?
— Думаю, обойдемся своими силами.
— Своими так своими, — неуверенно согласился Федор. И тут же задал мне вопрос, которого я боялся. — Все же, откуда узнали?
Конечно, правды я не выложил, Геннадия Викторовича с компанией не подставил. Кроме чисто моральных причин, на меня действовал стерегущий, тяжелый взгляд телохранителя.
— Сорока на хвосте принесла. Откуда — не знаю.
Вынужденный смешок показал, что Гулькину не до имени моего информатора, его беспокоит совсем другое.
— Не хотите омоновцев — ладно, но можно взять с собой парочку хлопцев из местного отделения. Вдруг придется выручать девчонку с помощью силовых приемов…
— Обойдемся собственными силами! — повторил я. В более резкой форме. Такой, что у Федора вытянулось лицо. — Сами должны понимать: не стоит привлекать внимание окружающих, Верочка — еще ребенок, пойдут сплетни, грязные домыслы. Нас трое — справимся. К тому же, штурм борделя не планируется, просто навестим, побесеуем с похищенной…
Гулькин пожал плечами, возражать, настаивать на своем не решился…
Пятичасовая электричка шла полупустой. Работающий люд обычно выезжает из Дремова в шесть утра и попадает в Москву в начале десятого. Собственно, в самой столице работают немногие — большинство покидает вагоны в городах и поселках, расположенных между Дремовым и Москвой.
Поэтому мы расположились с удобствами. Сыщик дошел до того, что забросил ноги в сандалетах на соседнее сидение. Вкусно зажевал мокрыми губами, блаженно прижмурил сонные глаза. Короче говоря, вел себя по принципу: я — в центре, все остальные — на орбите, не понравится мое поведение — пересядут на другую скамейку или в другой вагон.
— Кто это с вами? — бесцеремонно ткнул он пальцем в Семена. Будто в выставленный в магазине товар непонятного назначения без указания стоимости и государства-производителя.
Я заметил как посланец Доцента сдвинул брови и задвигал желваками на скулах.
— Приятель, — коротко отрекомендовал я спутника. — Семен… Крутой, — тут же нашел подходящую фамилию. — На всякий случай. Подстрахует вместо ваших омоновцев.
Гулькин с такой же бесцеремоностью, граничащей с наглостью, оглядел широкоплечего, мускулистого парня. Одобрительно кивнул — годится. И по внешности, и по фамилии.
В ответ — презрительный взгляд на выпирающее брюшко и дряблую шею.
— Вот вы говорите: официальное лицо. А какое из меня официальное, ежели не имею ни ордера, ни прокурорского дозволения. У нас, как говорится, правовое государство, соблюдаем права человека… Чего лыбишься? — резко повернулся он к Семену. — Разве неправду гоню?
Тот, действительно, услышав о разных правах и свободах, широко улыбнулся. Будто Гулькин выдал забавный анекдот.
— Я — так, своим мыслям… Вот недавно менты задержали дружана — спутали с рэкетиром. Такие выдали ему в отделении «свободы» и «права» — по сей день лечится. Когда отпускали, даже не извинились…
— Не может такое быть! Наверняка, замаран.
Я вспомнил дорожное происшествие, с продолжением в обез"яннике и камере. Снова заныла избитая спина, застонали почки.
Гулькин принялся разглагольствовать о разгуле преступности, бороться с которой в белых перчатках и при галстуке просто невозможно. Вот и приходится изредка применять «силовые» приемчики.
— Бывает, — неохотно согласился Семен. — Другой мой дружан торгует в палатке разной хурдой-мурдой. Не от себя, конечно, нанялся к одному хмырю. Тот винцо попивает и за нанятым торгашем следит, а Хмурый вкалывает по черному. Так вот, повадился к нему за данью один мент. Будто на работу ходит. Выложит на прилавок бумажник и шутит, паскуда: дыхни в карман. Это он у гаишников научился. Попробуй не дать! Немедля обвинит в обвесе-обсчете, приклеит сбыт наркоты. Наплачешься за решеткой!
— Кто спорит? И на старуху бывает проруха. Не все в милиции стерильно честные, но с жуликами и взяточниками мы ведем борьбу: выгоняем или сажаем!
На лице Семена проскользнула скептическая гримаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101