Словно в насмешку над Васиным, ученый конструирует всякую ерунду: компьютерные прицелы для охотничьих ружей, системы проверки на расстоянии настороженных капканов… Кому все это нужно? Портит только, вонючий огрызок, дефицитные радиодетали, доставляемые с огромным риском из крупных сибирских городов.
Единственный созданный Иванчишиным образец пусковой трубы для ракетки, пришлось отобрать у изобретателя и спрятать под замок. До того времени, когда генерал, наконец, опомнится и научит Васина пользоваться ею. О создании новых «труб» Иванчишин и слышать не хочет, только презрительно улыбается…
Связать бы его да пощупать эадницу электрокипятильником! Пудель уверен — не поможет, генерал ни слова не скажет, так и подохнет, унеся к дьяволу все свои секреты. Даже злобная ругань и мстительные обещания расчитаться с упрямцем крепко-накрепко заперты в голове. На обозрение выставлены добрейшая, всепонимающая улыбочка и абсолютно невинные глаза.
— Почему вы замолчали, Геннадий Петрович? Что именно я должен себе представить? Вашу «милочку», как вы назвали свою талантливую игрушку? Так я её уже видел и даже трогал руками…Жаль испробовать не могу — вы не разрешаете.
Иванчишин упорно молчал.
— Кажется, вы подозреваете меня в нечистых намерениях. Думаете, я использую вашу ракетку для ограблений и убийств?… Обидно, Геннадий Петрович, до боли обидно…
— Если ваши намерения чисты — освободите меня.
Этот каверзный вопрос Васин давно уже предвидел и приготовил достойный ответ… Правда, ответ был с из»янцем — прост и наивен, но нередко именно простота и наивность — самые надежные аргументы в любом споре.
— Не могу, — развел он руками, едва при этом не выронив ружья. — Совесть не позволяет… Сами подумайте, почему я выкрал вас из института и привез в таежную глухомань? — помолчал, ожидая возражений, не дождался и пошел напролом. — Вы сделали открытие мирового значения… Да, да, не вздумайте спорить, именно — мирового. Осталось доработать какую-то мелочевку и — международная известность обеспечена… И вот вместо того, чтобы создать изобретателю необходимые для завершения работы условия, вам принялись создавать трудности…
Иванчишин попрежнему помалкивал. Оперся прикладом о тушу зверя и смотрел на залесенный склон сопки. Будто там в редколесьи прячутся ответы на все одолевающие его в последнее время вопросы. Он не слышал увещевательного монолога Васина, почти не видел его. Но Пудель почему-то решил, что ему удалось поколебать решительность генерала, заставить его призадуматься.
— Вы спросите: какие трудности? Пожалуйста, могу ответить, хотя вам и без меня это известно… Сколько времени ваши сотрудники не получают зарплату? Разве нищета не накладывает отпечатка на их работоспособность? Не по этой ли причине институт покинули высококвалифицированные специалисты: ученые, монтажники, сборщики?… Вам мало этого? Добавлю. Насколько мне известно, по причине безденежья, институт перестал выписывать зарубежные книги и журналы — помогло ли это творческому потенциалу разработок? Да что там говорить, в институте нет даже расходных материалов — того же металла, станки и приборы устарели, а денег для их замены не выделяются…
Постепенно в защитной броне, которой окружил себя Иванчишин, появились пробоины, через них проникли ядовитые щупальцы пуделевских доказательств. Ученый принялся поспешно создавать «вторую линию обороны». Если раньше он не слышал — не хотел слышать — собеседника, то теперь внутренне возражал ему, выдвигал контрдоводы.
Конечно, ни о какой мировой известности и речи не может быть — изобретение ПРР имеет чисто военное назначение, как автомат Калашникова или современный танк… Зато для преступников — клад… Не потому ли похититель изо всех сил пытается расколоть изобретателя?
Да, известные трудности в работе имеются, даже можно сказать — преступные трудности. В этом Васин совершенно прав. Но когда изобретение дорабатывалось в чистых перчатках, без черных пятен и туманных разводий?
— … именно поэтому мне пришла в голову мысль создать для вас благоприятную обстановку. Согласитесь, здесь вы трудитесь, как говорится, в полный накал? Любое ваше желание — закон, о вас заботятся…
Пудель выдохся и почти просительно посмотрел на генерала. Что же ты, падло, молчишь? Соглашайся научить меня запуску ракеток, возьмись за создание новых образцов! Ведь мои доводы — неопровержимы, мои доказательства — убийственны… Открой свой поганый рот, дерьмо собачье!
Иванчишин по прежнему молчал. В его душе зрело не возмущение — обида. За кого его принимает этот неандерталец, обстреливая примитивными до глупости фразами? Неужели думает, что российскитй генерал, крупный ученый, человек, проживший большую, до предела насыщенную жизнь, поверит ему?
Но постоянное молчание можно расценивать, как согласие…
— Зачем вам понадобилась пээррушка?
Пудель онемел. Беззвучно шевелил губами, тряс головой. Надежда расколоть ученого, похоже, превратилась в развеянный ветром дым.
И все же Иванчишин постепенно сдавал позиции, делался мягким и податливым, будто воск, расплавленный на огне. Он отлично понимал: долго такого противостояния ни ему, ни его противнику не выдержать.
Терпение у Васина не беспредельно, в конце концов, он перейдет к крайним мерам. Нет, убивать ученого, конечно, не решится. Не из чувства жалости — из практических соображений. Кто станет убивать курицу, которая вот-вот разрешится золотым яйцом? А вот приказать охранникам изуродовать упрямца он может.
Иванчишин знал: пыток ему не выдержать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115