— Все я могу тебе простить, одного — не понимаю. Почему сбежал? Ну, ладно, пришлась по вкусу девочка, понятно и извинительно, все мы, мужики, одним миром мазаны. Но почему не спросил у ее хозяина? Может быть, я подарил бы ее тебе… на месячишко, может — на больший срок… А ты ухватил Любашу и — дёру…
Почему? Ответ один: не боишься возмездия, я для тебя,
как строительный начальник, которого легко можно обмануть, обжулить… Знай, Коля, меня тебе не разжалобить, не обвести вокруг пальца… Понял? Еще один такой же проступок — замочу. Не сам, конечно, я в подобных делах не мастак, у меня для любого дела особые люди имеются. Супруга и глазом не моргнет, как останется вдовой… Усек, малыш?
Да, усек. Это первое и последнее предупреждение — не просто слова, за ними — реальная угроза удушения, удара ножом, выстрела в упор, яда, растворенного в питьевой воде либо в водке, кирпич, случайно свалившийся мне на голову с лесов
строящегося дома… У Тихона неисчислимое множество способов отправить на тот свет непокорного подручного. Если ему доложат, что тот не подчинился, Тишка усядется перед телевизором, осуждающе вздохнет и примется раскладывать пасьянс, выбирая
способ расправы. Выберет, вызовет к себе того же Владьку… Вот, друг милый, есть такой Колька Чернов… Знаешь? Завтра же легонько подтолкни его под метропоезд, когда он станет возвращаться из больницы… Кстати, почему так долго живет на этом провинившаяся девочка? Не пора ли помочь лечащему врачу?
— Все понимаю, Тихон Петрович… Одна просьба — пощадите Любашу. Ни в чем она не виновна… За эту услугу я — вечный ваш раб…
— А ты и без того раб… Прости меня за откровенность. Потому что замаран. Ни мы, ни менты тебе этой замаранности не простят. Думаешь, небось: отпустили под подписку, значит, пощадили? Нет, глупый воробушек, не пощадили… Видишь того рыбака с удочкой? — Действительно, в полусотне метров от нашей скамейки сидел мужик в кепке с удлиненным козырьком, покуривал, не сводя взгляда с поплавка. — — Знаком рыбачек — сыщик, знаем его как облупленного… Как там у них называется? Служба наружного наблюдения… Вот он и наблюдает, как бы ты не ускакал…
— Значит, и за вами тоже…
— Нет, Коленька, не «тоже»… У меня повсюду — заслон. Тот случай, когда произошел налет на мою квартиру — досадная случайность. Обычно предупреждают, дают возможность исчезнуть… А вот тебя, милый, никто не предупредит, никто заслон не выставит. Потому что ты — голь беспортошная, быдло, расплатиться нечем… Понял разницу?
— А вот сейчас проверю! — Я недоверчиво поднялся со скамьи. — Возьму и прогуляюсь к выходу. Пойдет за мной рыбак, или не пойдет?
— Дитя мамино, — добродушно посмеялся Тихон. — Конечно, не пойдет. Почешет затылок, сдвинет на лоб дурацкую свою кепку. И от выхода тебя «поведет» другой фраер… Хотя бы вон тот, который заигрывает с голоногой девчонкой…
Я снова сел рядом с шефом. Не я осел, а он. Повадки сыщиков известны по книгам и фильмам даже шестилетнему пацану, а мне далеко не шесть и не восемнадцать… Просто я сыграл роль глупого человека, а Тишка поверил…
— Значит, за Любашу я могу не тревожиться?
— Поглядим на твое поведение, дружок… Послезавтра перевезешь фирму на другое место. На старом — горячо стало, меня предупредили… Куда ехать — скажу позже…

Глава 8
1
Жизнь возвратилась в прежнюю колею.
Ольга работала, готовила, убиралась. Иногда взрывалась, и осыпала меня выражениями, которые бытуют в бандитских притонах. Самое мягкое из них — тунеядец, мерзавец, бездельник. Причина возвращения к прежним отношениям — я перестал приносить домой шалые деньги. Тихон скрупулезно высчитывал из заработка «должок».
Я терпел.
Вошкин вызывал редко. Следствие двигалось, будто телега по грязной дороге, влекомая умирающим мерином. Она то и дело застревала в колдобинах невыясненных фактов, переваливалась с одной кочки доказательств на другую. Ничего нового сообщить я не мог и не хотел — боялся за жизнь Любаши.
Девушка постепенно выздоравливала. Она уже полулежала в постели на взбитых подушках, внятно говорила, даже смеялась. И смеялся вместе с ней, ободрял, убеждал — все кончится благополучно, и мы будем счастливы.
— Выпишешься из больницы — уедем снова в Сибирь, к той же Дарье Павловне. Меня возьмут мастером на прежнее место, ты тоже устроишься, к примеру, нормировщицей…
— Нет, Коленька, нас в покое не оставят. Меня попытаются убить, тебя посадят… Не видать нам с тобой спокойной жизни…
В глазах девушки появлялась такая безысходность и тоска, что я ежился. Ведь права она, ох как права! Но соглашаться нельзя, нужно переубеждать, успокаивать!
И я изо всех сил старался это делать. Говорил, что выплачу Тишке долг, дам ему любой вексель под любые проценты, умолю отпустить… Сколько с меня причитается? Сто кусков баксов, не больше… Мелочь, ерунда!
Мне редко удавалось вызвать улыбку на бледных губах Любы. И тогда мы начинали дружно фантазировать, придумывать будущие совместные прогулки по зимней тайге, осенний сбор грибов и ягод, их консервирование. Появятся дети — мы еще молоды, сможем вырастить их, поможем стать на ноги…
В эти моменты глаза Любаши сияли… И тут же гасли.
— Ты ведь женат, Коленька. Я не хочу делать несчастной твою жену… Знаешь поговорку: на несчастье других свое счастье не построишь… Вот и я не хочу… Краденое впрок не идет, обязательно отзовется горем…
— Какое счастье-несчастье? О чем ты говоришь? У меня не семейная жизнь — каторга… Все оставлю Ольге: квартиру, вещи, машину, гараж. Главное мое богатство — ты. С тобой все наживём… Помнишь нашу комнату в теремке Дарьи Павловны?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69