Пусть разомнется, сбросит лишние жиры, за час ничего не случится, никто на участок не нападет, кирпич и бетон не растащит.
Появился Сурок. Как обычно, хмурый, неприветливый. Кивком поздоровался с хозяином и пошел в прорабку. Будто никто его не вызывал, сам заявился по срочным «связным» делам. Непонятно вел себя и банкир: ласково ответил на молчаливое приветствие своего сотрудника и отвернулся к прорабу.
— Когда рассчитываете начать отделочные работы.
Эка, хватил — отделочные! Выложить почти полтора этажа, перекрыть, залить совмещенную кровлю… Это у кошек все получается легко — перемяукались и — готово, ожидай новорожденных. Стройка требует аккуратности, неторопливости. Поспешил — собирай, будто загнившие грибы, брак, переделывай. А любая переделка — потеря дорогого времени, не говоря уже о материалах.
Инженер-чиновник все больше и больше чувствовал себя настоящим строителем, познавшим не один объект, набившим мозоли и на руках, и в голове. Постепенно обрастал опытом. Соответственно повышался уровень самомнения.
Машкин привычно спрятал раздражение и недовольство. Принялся объяснять трудности, пообещал включить в работу еще одну бригаду каменщиков. Опасливо назначил приемлемые сроки.
Из вагончика вышел Старцев.
— Готово. Можно говорить.
— Вот и пойдем… поговорим… А вы, Федор Иванович, пока погуляйте. Понадобитесь — вызову.
Басов вместе со связистом вошли в прорабку плотно закрыли за собой двери.
Издревле любопытство — одно из главных черт человеческого характера. Не лишен его и Машкин. Тем более, когда у него в душе зарождаются опасливые подозрения. Обиженный пренебрежительным отношением банкира, прораб выждал несколько минут, походил по территории. Потом проскользнул в свою спаленку. О чем станут секретничать Басов и Сурок, что может быть общего между банкиром и бесправным его «рабом»? Почему хозяин не поговорил с ним открыто в присутствии прораба? Единственное объяснение — разговор касается инженера. Поэтому просто необходимо подслушать и при необходимости придумать контрмеры.
Стенка, отделяющая прорабку от жилой комнаты, — тонкая вагонка. Впечатление — находишься в одном помещении с беседующими — каждое слово различимо, каждый вздох прослушивается.
— Все еще не можешь простить?
Необычная для хозяина извинительная интонация. Представить себя банкира униженным, все равно, что голодного тигра добрым.
Долгое молчание и — негромкий хриплый выдох Сурка.
— Не могу.
— Столько времени прошло, пора забыть…
В ответ — упрямая тишина, нарушаемая беспокойными тяжелыми шагами банкира и матерщиной, доносящейся с лесов здания.
Интересно, о чем идет речь, за какой проступок извиняется Басов? Похоже, опасения Машкина не подтвердились — беседуют не о нем. Дышать стало легче, но проклятое любопытство не исчезло, наоборот, усилилось.
Казалось бы, можно покинуть спаленку и отправиться на леса к работягам, которые, наверняка, позабыли про оконный проем. Торопятся, паскуды, выдать норму, рассчитывают на обещанную премию. Но словно черт привязал инженера к стене. Не оторваться от непонятного разговора. Слушает и мысленно выстраивает «версии», одна глупей другой…
Вложил Сурок все свои сбережения в банк, а Басов их присвоил… Бред! Схема оббирания глупцов сейчас другая: примитивная, рассчитанная на жадных либо голодных вкладчиков. Собрал вклады и сбежал за рубеж. Легко и просто. Пока разберутся, сварганят уголовное дело, объявят банкротом — две жизни можно прожить в довольстве и богатстве. А банкир никуда не сбежал, значит, прочно сидит на кубышках, вкладчикам нет оснований не доверять Сервизбанку…
Увел у Сурка женщину?… Вот это более вероятно! Сразу вспомнилась фотография красавицы в простенькой рамочке, с которой Сурок ежевечерне чокается. И… улыбается.
За стенкой возобновилась непонятная беседа.
— Во сколько ценишь нанесенную тебе обиду? — тихо говорит банкир. — Расплачусь сполна, торговаться не стану.
— Не все покупается и продается…
— Все… Подумай, Василий, недельку и скажи… Иначе не знаю, чем замолить невольный свой грех…
— Невольный, говоришь? — к хозяину и — на ты? Вот это фокус! — Ладно, подумаю, — неуступчиво пробормотал Сурок, видимо, не собираясь поддаваться на щедрые посулы. — Только это ничего не изменит…
Тяжелые шаги банкира, трудное дыхание связиста.
— Можешь отправляться в офис к своим компьютерам.
Знакомый жесткий тон, похлопывание ладонью по столу — музыкальное сопровождение. Непримиримо хлопнула дверь.
Машкин мигом улегся на койку, закрыл глаза. Если Сурка отпустили — непременно зайдет за своим чемоданчиком. Может заподозрить неладное. Подслушанный разговор — сродни острой бритве, к которой даже прикоснуться опасно. Как бы непонятные отношения между банкиром и связистом не «порезали» недавнего безработого.
Старцев вошел в комнату, презрительно хмыкнул, но будить уснувшего в разгар рабочего дня инженера не стал. Тихо собрал чемоданчик и ушел. Федор Иванович тут же «проснулся». На всякий случай развернул на тумбочке альбом строительных деталей, незряче уставился в переплетение линий. А настороженные уши ловили каждый звук из-за перегородки.
Там о чем-то говорил по телефону банкир. Долго и напористо. Речь шла о каких-то акциях, о дивидентах, которые необходимо либо получить либо выплатить. Может быть, его встревожили угрозы Ханжи? Или созрело решение рассчитаться, наконец, со связистом?
Машкин потихоньку выбрался из вагончика и взобрался на леса. Только здесь он чувствовал себя в безопасности. Свернувшаяся внутри мерзкая боязнь, нехотя засыпала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80