Были допрошены два десятка бойцов и младших командиров. Найти убийцу комбата не удалось…"
Подпись неразборчива.
Война перепахала степь. Там где раньше — красочныя россыпь цветов и колосящиеся нивы, — воронки, полузасыпанные траншеи, траурные надгробья обгоревших дымовых труб. По пыльным дорогам ползут военные грузовики с прицепленными пушками, танки, повозки, запряженные усталыми лошадьми, по обочинам, стараясь не мешать технике, пылит пехота.
Обычная картинка военной поры.
Старший лейтенант Романов вылез из кабины грузовика, поблагодарил водителя и захромал к единственному в деревне целому дому, перед которым стоял автоматчик. Рано все же покинул он госпиталь, не послушался совета врачей — подлечить раненную ногу, не торопиться. Вот и приходится хромать, на подобии инвалида с протезом.
Деревенская изба под соломенной крышей — штаб части. Об этом говорят несколько подседланных коней, торопливо курящие на крыльце писаря и ординарцы, выглядывающая из окошка девица в военной форме — машинистка либо телефонистка.
Автоматчик окинул взглядом подошедшего командира. Выгоревшая, заштопаная гимнастерка, поношенные галифе, стоптанные сапоги, на плечах старлейские погоны — крылышками. Прихрамывает. Сразу видно — свой брат, фронтовик! Поэтому часовой не стал требовать пред"явления документов, словесного пароля.
— Штаб батальона? — спросил старший лейтенант, поправляя на спине защитного цвета котомку.
— Так точно, — лениво ответил автоматчик, не козыряя и не принимая стойки смирно. — Начштаба капитан Нечитайло — там, под деревом.
Ну, что ж, ничего страшного, придется докладывать не комбату — первому его заместителю. Правда, по отзывам полковых штабников капитан Видов — вредная личность, не признает авторитет высоких армейских чинов. Режет правду-матку прямо в глаза, поэтому и дослужился только до комбата, не вырос выше капитана. Не дай Бог, обидит его поступок нового ротного.
Но выхода не было. Огладив гимнастерку, привычно поправив ремень, ротный направился к развесистой яблоньке.
— Товарищ капитан, старший лейтенант Романов прибыл для дальнейшего прохождения службы!
Все, как положено. — стойка «смирно», живот втянут, грудь колесом, рука вскинута к краю пилотки, пятки — вместе, носки — врозь. Направление выложено на стол.
— Не тянись, старлей, — начштаба бегло прочитал поданные бумаги и продолжил няньчить перевязанную руку. — Выше не вырастешь…. Все знаю, из штаба полка звонили. На прошлой неделе во время артобстрела погиб комроты-три, Васька Клешнев. Жалко, отличный был командир и вообще классный парень! Меня вот тоже зацепило осколком… Примешь клешневскую роту. Присаживайся, писарь отправился в подразделения. Вернется — отдашь предписание. Попей молочка — свежее, парное.
Посчитав информацию исчерпанной, Нечитайло запил ее несколькими глотками и продолжил укачивание раненной руки.
— Жмут фашисты?
— Так жмут, что сок течет. Но и мы не лыком шиты, на прошлой неделе целую роту расколошматили, десятерых — в плен, остальным — царство небесное. А ты где воевал?
— В соседней дивизии. Хотел вернуться из госпиталя туда — начальство решило по другому, — разоткровеничался Романов, не решаясь сесть и тем самым потревожить раненную ногу. — Обидно.
— Начальство для того и существует, чтобы тасовать и перетасовывать, — пофилософствовал начштаба. — Почему стоишь, ног не бережешь? Завтра на марше им достанется.
— Мне бы доложиться командиру, — нерешительно протянул Романов, усаживаясь на лавочку и поудобней пристраивая больную ногу.
— Вечный комбат… прости, капитан Видов уехал в штаб полка. Оттуда рванет по ротам. Завтра по утрянке выходим на передовую. Успеешь познакомиться на марше… Только учти, Романов, у капитана… как бы это выразиться… сложный характер. Не вздумай обижаться или оправдываться — не любит… Впрочем, сам разберешься, не маленький.
— За что его назвали «вечным комбатом»? Старый, что ли?
Нечитайло пожал плечами. Поморщился. Наверно, резкое движение отозвалось в ране.
— Да нет, молодой еще. Просто выпрыгнул из обычного взводного в командира батальона, дважды получил внеочередные звания, а потом тормознули. Наверно, достал начальству до самых печенок.
Капитан снова отпил из глиняного кувшина и продолжил няньчить руку.
— Болит? — кивнул Романов на замотанное бинтом предплечье. —
Перевязать бы.
— Конечно, надо бы перевязать, да вот незадача — батальонная фельдшерица Клавка уехала с командиром в штаб полка… Ничего, потерплю.
Молоко кончилось и ординарец принес жаренную говядину. Нечитайло кивнул на миску с мясом, здоровой рукой ухватил здоровенный кусок и впился в него зубами. Погладит больное предплечье — откусит, снова погладит. Романову есть не хотелось, но уходить к курящим писарям тоже не совсем удобно. Он сидел, глядя на ползающих по столу мух.
Покончив с мясом, капитан запил съеденное полустаканом водки. объяснил: анестезия, здорово помогает. Предложил новому комроты — тот отказался: не любил алкоголь, после него трещит голова и ноги становятся ватными.
Кажется, начштаба — неплохой мужик, не гордец и не штабная зануда, лениво размышлял старший лейтенант. Это уже хорошо. Дай Бог, и с комбатом он поладит — несмотря на «сложный» характер, тот фронтовик, пропыленный и просоленный, авось, оценит в деле нового ротного.
Над столом жужжали осточертевшие мухи, возле коновязи ржали застоявшиеся жеребцы, на крыльце писаря вели нескончаемую баланду…
Дождавшись возвращеия писаря, Романов пошел в его канцелярию, бывшую кухоньку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151