С другой стороны, аспирантура, кандидатская степень, научная деятельность перевешивает на жизненных весах семейную жизнь. И все же горечь происшедшего разрыва сушила сердце и глаза…
Всю дорогу до узловой станции, откуда до Степанковки шел рейсовый автобус, Видов простоял в тамбуре вагона. Бездумно смотрел на пробегающие мимо деревушки, жевал давно погасшую папиросу. Мысленно прокручивал все, происшедшее с ним в студенческом общежитии.
— Товарищ командир, спать будете? Я постелила, — выглянула в тамбур курносая проводница. Дело, конечно, не в отдыхе пассажира, просто понравился ей крутоплечий крепыш с курчавыми волосами и дерзкими глазами.
— До вашей станции — семь часов, успеете выспаться…
— Спасибо, — рассеянно ответил Семен, выбросив в жестяную пепельницу изжеванную папиросу. — Сейчас лягу.
Забросил на верхнюю полку чемоданчик, пристроил под ним снятые сапоги, с наслаждением вытянулся поверх изношенного вагонного одеяла. Странно, но уснул сразу, без сновидений и предварительного счета. Полковые проблемы и семейные неурядицы будто провалились в черный провал.
Проснулся тоже мгновенно, еще до того как рука проводницы тронула его за плечо. Пружинисто спрыгнул с полки. Неизвестно чему рассмеялся. Скорей всего, своей бодрости и силе.
— Спасибо, курносая. Получи за постель.
Девица, жеманясь и краснея, взяла деньги, отсчитала сдачу. Перед тем, как выйти на перрон, Видов все же ущипнул проводницу за румяную щеку, провел ладонью по пухлому плечику.
— Адресочек не дашь? — равнодушно поинтересовался он, прощаясь. — Вдруг доведется бывать в вашем городе — загляну на огонекк.
— Разве дождешься? Небось, уже окольцевали…
И все же, на всякий случай, черкнула на куске оберточной бумаги свой адрес. Вдруг парень не шутит, не подсмеивается, действительно, заглянет? А он, едва выйдя на привокзальную площадь, начисто позабыл о курносой девушке и своем обещании «заглянуть». Ибо ловеласом Семен никогда не был, а неудачная женитьба на Светлане еще больще разогрели в нем антиженские настроения.
Автобус, как всегда, на линию не вышел — то ли поломался, то ли начальство отправило его по другому маршруту. Что же делать? Стаптывать подметки или искать попутный транспорт? Расстояние немалое — больше пятидесяти верст, дома появишься не раньше полуночи.
В очередной раз ему повезло. На противоположной стороне захламленной площади сидел в пролетке бородатый мужик… Да это же дядька Трифон, обрадовался Видов. Обычно бородач возил на своем транспорте местное начальство — председателя сельсовета, секретаря парткома. Наверно, приехал за прибыющими деревенскими руководителями. Ехать вместе с ними Семену не хотелось, но так же не хотелось и шагать по пыльной дороге.
— Дядька Трифон, здорово!
— Здорово, коль не шутишь, — неприветливо отреагировал возница, щурясь от едучего табачного дыма. — Дак енто же Семка, тудыть и растудыть! — засмеялся-закашлялся он. — Не узнать парнягу — в командирском снаряжении, с кубарями в петлицах… Решил навестить родителев, да?
— Навестить. Да вот незадача — говорят, автобуса сегодня не будет.
— Не будет, — подтвердил дядька. — Потому как автобусное начальствие как хочет, так и вертит… Садись в пролетку, милок, да поедем с тобой пылюгу глотать. Председатель, язви его в корень, грозился приехать с области, велел подать ему под задницу экипаж. И не приехал. А мне ждать следующего поезда без интересу, за енто не платят.
Видов охотно принял приглашение — уселся на заднее сидение. Дядька Трофим помедлил, погасил о подошву догоревшую цигарку и пересел с облучка на место рядом с пассажиром.
— Пару рубликов отстегнешь, командир? — заискивающе спросил он.
— Обязательно!
Отдохнувший мерин с места пошел рысью. Возница не подстегивал его — говорил безостановочно, сообщая односельчанину самые свежие новости. В основном, они касались женской части населения. Припечатывая их чисто народными присловьями, нередко — с примесью матерщины, Трофим прошелся по всем местным знаменитостям — самогонщицам, сводням, гадалкам, сплетницам.
Видов слушал в полуха. Пытаясь забить в себе воспоминание о Светлане, думал о своей роте, о предстоящих в будущем месяце учениях, о дотошливом комбате, о ленивом взводном-очкарике. Короче, обо всем, что до отказа заполнило жизнь армейского командира.
— … самая раскрасавица, краше не сыщешь. И помыслить трудно, што такая прелестница произошла из трухлявого корня иксплуататора-лавочника и его любовницы, слабой на низ. Всем взяла девка: и фигуркой, и разумом, и добротой…
— О ком это ты, дядька Трофим? — удивился Видов. — Что за «раскрасавица» в деревне появилась?
— Как енто появилась? — ощетинился рассказчик. — Родилась тамочки, выросла. Вот только училась в районе… Енто я говорю о Клавке Терещенко.
Семен задумчиво улыбнулся. В памяти возник образ тонконогой девчонки, подруге детства…
Родители встретили сына по учительски сдержанно. Отец поворчал по поводу его «солдафонского» будущего, мать сокрушалась, считая, что в сыне гибнет талантливый поэт. Но за этой сдержанностью Семен привычно распознал родительскую любовь. Не слезливо-сентиментальную, не показную, а настоящую, которой можно гордиться.
После объятий и поцелуев его усадили за стол и мать подала фамильное блюдо Видовых — винегрет с разделанной слабосоленной селедкой. Отец, таинственно подморгнув супруге, извлек из кухонного шкафчика бутылку деревенского самогона. Семен улыбнулся. Он отлично изучил характер родителей, знал все их привычки. Батя после первой же рюмки начнет дурачиться, нарочито запинающимся голосом петь волжские песни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151