Покончив с фотопасьянсом, который пока-что не сложился, Романов принялся собираться на работу. Натягивая тесные джинсы, застегивая пистолетную сбрую, начищая ботинки, он то и дело подходил к столу и критически оглядывал веер. Не переворачивая, отодвинул в сторону фотографии домовладельца с супругой и начальника охраны героя-любовника. Про запас. После всех этих манипуляций на первый план выдвинулся типовой любовный треугольник.
Сидякин?… Где пересеклись его пути с частным детективом? То, Роман видел наивно-волевого мужика — никаких сомнений, но где, при каких обстоятельствах?
Господи, он уже опаздывает, поглядев на наручные часы, встрепенулся сыщик, Петька, небось, паникует, собирается мчаться будить заспавшегося собутыльника. О том, что тот находится в опасности, Дружинин даже не помыслит — какая может быть опасность за стальными дверями с хитрыми израильскими замками?
Выйти из квартиры Роман не успел — в дверь неожиданно загрохали кулаками и, кажется, ногами. Неужели, Дружинин? На него непохоже — обычно жмет кнопку звонка или пользуется запасным комплектом ключей.
— Кто там хулиганит? Вот сейчас выйду и надеру уши!
Скорей всего, испытывают на прочность дверь не пацаны, которым адресована смешная по нынешним временам угроза. Поэтому сыщик привычным жестом прошелся по кобуре с дремлющим «макарычем».
— Откройте, дядя Рома… Не надо меня бить, папочка, я ни в чем не провинилась! — визжала на самой высокой ноте Дарья. — Ой, больно!
— Не трогай доченьку, — хриплый голос принадлежал Дашкиной матери.
— Не то порешу! Несчастная моя кровинушка, отец достался — вампир. Из нас кровь сосет.
— Молчи, шлюха подзаборная, допросишься — врежу по морде… Кровинушка, говоришь, доченька? А она, курва, признает родителя? Сейчас ноги с руками перевяжу, голову в задницу засуну!
Все понятно — у соседей идет очередная разборка. Глава семьи, по пьянке, решил, что его мало уважают, вот и вознамерился показать свою власть! Пьяная вдребезги его половина немедленно встала на защиту дочери. Как бы схватка не кончилась кровью.
Романов торопливо отпер замки, распахнул дверь. Мимо него мышкой, удирающей от разьяренного кота, скользнула растрепанная девушка. Затаилась за его спиной, орошая ее обильными слезами.
Появление соседа еще больше взьярило Степана. Он ударил ногой жену, цепляющуюся за его грязную рубашку. С такой силой, что та свалилась на плиточный пол площадки. Заревел быком-производителем.
— Защитника нашла, сука? Поганый мент, думаешь, не знаю, что ты пользуешь несовершенолетнюю? Вот возьму и наведу обоим кранты — ни один прокурор не осудит.
— Не трожь доченьку! — снова вцепилась в подол мужней рубашки подскочившая женщина. — Не трожь!
Привычно перехватив руку соседа, Роман резко крутнул ее. Молоток выпал. Степан захрипел, закашлялся.
— Не бей мужа, мент! — тут же завизжала его супруга и собутыльница. — Степушка, врежь ему по круглым!
Не отпуская, прижатого к стене, хрипящего Степана, Романов ногой невежливо подтолкнул к нему жену. Дарья перестала плакать и теперь весело хихикала.
— Учтите, соседи, еще один такой скандальчик — будете любоваться на небо в крупную клетку. Надеюсь поняли, — для наглядности он пошевелил заведенной за спину Степановой рукой. Тот охнул от боли, торопливо что-то забормотал. — Значит, порешили? И чтоб — мир и тишина, понятно?
Укрощенные супруги дружно закивали, что-то забормотали. Дочь продолжала хихикать.
Романов не слышал извинений и обещаний больше не пить и не скандалить. Неожиданно он вспомнил, где видел человека, похожего на Сидякина, и женщину, напоминающую Видову. На дедовой фотокарточке.
Пришлось вернуться в квартиру и в обществе любопытной Дашки разворошить пухлую сумку с архивом деда. Сотни писем, аккуратно упакованные в пачки, перевязанные резиночками. Какие-то счета квартирной платы. Несколько альбомов с фотокарточками. Большие конверты, тоже набитые снимками.
Многочисленные наследники офицера-фронтовика равнодушно отказались от архива, а в музей Роман его не отдал — посчитал оскорбительным для памяти деда.
Через сорок минут на столе перед Романом — изображение трех мужчин в военной форме и девушки с грустными глазами. На обороте четыре фамилии: Семен Видов, Николай Романов, Прохор Сидякин и Клавдия Терещенко. В дополнение к старой фотокарточке — несколько аккуратно упакованных свертков. Письма. На каждом — выписанная четким дедовым почерком, фамилия адресата.
— Отправляйся домой! — приказал он девчонке. — Не бойся, больше бить не станут — побоятся.
— Отец никого не боится! — с детской похвальбой выпалила Дашка. — Дучше я побуду у вас.
Читать дедовы письма при соседке не хотелось, но другого выхода не было. Не выгонять же ее силой?
— Тогда сядь на диван, возьми какую-нибудь книжку и — ни звука! Дашка так и поступила. Сидела с раскрытой книгой на сжатых коленях, но смотрела не в нее — на Романова. А он забыл об ожидающем его в офисе компаньоне, о непонятных заказчиках, о странном совпадении, вообще обо всем, всматривался в лица фронтовиков. Гордые черты лица капитана, выпирающий подбородок старшины, грустные, задумчивые глаза женщины…
Насмотревшись, детектив прислонил фотокарточку к графину с водой, вскрыл первую пачку и углубился в чтение. То и дело вглядывался в фото, будто сверял прочитанное с изображенными людьми, спрашивал — о них ли идет речь или это надуманно?
Глава 2
"… Отвечаю на ваше письмо. Действительно, в сорок первом году я командовал дивизионным «смершем».
Расшифровываю: Смерть шпионам. Мы тщательно расследовали бомбежку колонны стрелкового батальона, в том числе, гибель командира батальона капитана Видова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151