За стойкой колдуют две женщины: одна — солидной упитанности, ее помощница — невзрачная, худющая девчушка. Кожа да кости, ни полюбоваться, ни помять. Солидная дама передвигается за стойкой с показной ленцой, демонстрирует хозяйскую важность. Худосочная девчонка порхает мотыльком, скалит чищенные рекламной пастой острые зубки.— Приветствую, Зиночка, — обратился Санчо к упитанной продавщице. Худых женщин он побаивался. — Прощальный перекус. Эти крохотные бутербродики кому предназначены? Неужто в Думе заседают лилипуты?— Всякие бывают. И Гуливеры, и лилипуты, — отпарировала хозяйка буфета. — Не нравятся бутерброды, возьмите овощной салатик.Санчо пренебрежительно отмахнулся. Словно ему предложили маковую росинку.— Овощное организм не принимает. Свои овощи на грядках произрастают. Почему отсутствуют куры и утки? Или перевелись гуси и петухи, или лень возиться — ощипывать да опаливать. Беда, полный развал... Спроворь, кормилица, салатик с курой и три карликовых бутербродика.Буфетчица раздвинула перекрашенные губки, показала зубной протез. Ей нравились оголодавшие посетители. Во первых, возможно получить солидный навар, во вторых — завести нужные знакомства.— Сами сказали: курей нет, — невесть чему засмеялась тощая телка. Скорей всего, своей молодости и изяществу.— Поищите — найдете! — парировал помощник депутата. — Вы ищете, я плачу. Товар на товар. Сейчас в стране — изобилие.— Ладно, найдем, — уверенно пообещала толстуха. — С чем бутерброды?Санчо плотоядно оглядел витрину.— Два с бужениной, два с беконом. Потом добавите.— Вы ведь сказали: три бутерброда, — снова рассмеялась жизнерадостная молодка.— Ну, и что?— Получается четыре...— Молоток, отличница, хорошо считаешь! Пусть будет по твоему — четыре. После подумаю над пятым и шестым. Понравится — переключусь на дюжину.Толстуха положила на тарелку четыре бутерброда, оглядела пузатого клиента и добавила еще один. Санчо не стал возражать, проглотил слюну.— А попить? — напомнила главная буфетчица. — Колу или родимый лимонад? Может быть... — традиционным жестом алкашей она щелкнула себя по жировой складке на шее.— Ни того и ни другого. Врачи не рекомендуют употреблять лишнюю жидкость. Говорят, что переполняются клетки и разбухают. Поэтому я такой... плотный. Как и вы.— Пива тоже нельзя? — поскучнела дама. — Жаль...— Мне тоже, — признался Санчо. На самом деле ему страшно хотелось холодного пивка, качество которого гарантировано всезнающей, но ни за что не отвечающей, рекламой. — Да, чуть не забыл самое главное! — ожившая буфетчица поставила на прилавок бутылку коньяка. — Сказал же: противопоказано! — бутылка исчезла, будто ее сдул порыв ветра. Но не под прилавок и не на витрину — в карман Санчо. — Нужны пустые коробки. Только без жира — стерильнодиетические. Для эвакуации из Думы бумажного архива. Мы сваливаем, то-есть, линяем, еще точней — перебираемся на другое местожительство.— Из-под коньяка устроит?Санчо задумчиво постучал по прилавку толстыми пальцами. Будто сообщал по азбуке Морзе свое согласие.— Из-под какого коньяка? Армянского или азербайджанского?— Из-под молдавского. Коньяк настоящий, доброкачественный, сама дегустировала.— Ну, если настоящий — беру.Санчо придирчиво обследовал принесенную тару, даже понюхал.— Годится!— Переезжаете, что ли? — осторожно поинтересовалась буфетчица. Наверняка, про себя уже монтировала очередную сплетню, которую запустит в коридоры и кабинеты здания. Лаврикова и его помощника она отлично знала. — В другое помещение?— Не угадали, Зиночка, совсем с"езжаем. Малость подепутатствовали, нажили мозоли на задницах и сухоту в башке — пора и честь знать.— Странно, — изобразила девичье смущение толстуха. — Слышала: депутатство затягивает. Как наркотики.— Как вы правы, уважаемая! — восхитился Санчо. — Именно, затягивает! Поэтому так важно во время свалить... То-есть, уйти. Чтобы не прикипеть к креслу. Да и сколько можно решать — употреблять ли в кириллице букву "е" или сколько чертей можно насадить на иглу... Пусть решают без нас.Санчо перенес тарелку с бутербродами и салат с курятиной на столик. Рядом поставил две даренных коробки. Прицелился вилкой, подцепил салатик, но донести до рта не успел. К столику присел невзрачный мужичок с прической под ирокеза и с"ехавшим на сторону галстуком.Мужика Санчо знал. Не то парламентский обозреватель, не то рядовой журналист. Из тех, которые охотятся в Думе за «утками», жарят их и выставляют на газетную страницу. С месяц тому назад, он выпросил у доверчивого помощника депутата три стольника. Столько же проиграл в билльярд. Естественно, до получки. Не уточняя, какой именно.Санчо возврата долга не требовал, скачивал с замусоренных алкоголем мозговых извилин журналиста ценную информацию. Слишком много тот знал.— Это я, Санчо. Приветик!Не оборачиваясь, журналист щелкнул двумя пальцами. Наверно, буфетчица отлично изучила его привычки — на столике появилась бытылка водки и две рюмки. Пришлось внести свою лепту — коньячишко, взятое с прилавка.— Спасибо, что представился. Так бы ни за что не узнал. Лечишься, что ли?Санчо брезгливо кивнул на бутылку водки.— Приходится, — горестно вздохнул алкаш. — Работа у нас слишком спивальная, недолго окачуриться.— У вас «спивальная», не у нас, — жестко поправил Санчо, не терпящий возлияний. — Выкладывай: какие проблемы?— Имеются, как без них... Но прежде хочу попросить хотя бы стольник. Поистратился, а семью нужно кормить-поить, любовью сыт не будешь. Понимаешь?Журналист, конечно, страдает не по поводу оголодавшей семьи, его беспокоит собственная жажда, которую он ежечасно утоляет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68