В ответ — звонкий смех счастливой, любящей и любимой, женщины.— Зачем? Как-то неуместно было…— А вот мне будет уместно! Обязательно расскажу… Поезжай, только… это самое… осторожно. Думаю, скоро увидимся.Проследив опасливым взглядом машину Кирсановой, Санчо, еще раз оглядев оживленную улицу, и вошел в подъезд. Сейчас он не просто побеседует с другом — выложит ему все: и о появлении ожившего мертвеца, и о безразличном отношении Ольги Сергеевны к подстерегающей ее опасности, и о назревшей необходимости принять срочные меры. Какие именно, он сам не знает.Когда оруженосец вошел в дом, из-за угла выехала машина Дюбина. Он остановил ее напротив подъезда, внимательно осмотрелся, нашел взглядом знакомые окна…
Лавр в своем любимом теплом халате, с мокрыми после душа волосами отпер дверь после первого же нажатия на кнопку. Привычно боднул головой друга, получив ответный толчок, приглашающе повел рукой в сторону гостиной. Проходи, мол, располагайся. Санчо прошел в комнату, уселся в мягкое кресло. Надо бы забросить ноги на журнальный столик, но предстоящий серьёзный разговор не позволяет.— Ну и как состояние? После камеры кислород мозги не клинит? — начал он издалека. — Головка не бо-бо?— Где ты в этом городе заметил кислород?Разминка набирает обороты, подталкивает к началу настоящей, не шутливой беседы. Но оба собеседника не торопятся, понимают — нужно собраться с мыслями, а сделать это лучше во время обычного, бездумного трепа.— Странно, что сам не знаешь! Пора бы и повзрослеть, выбраться из пеленок. Придется малость… это самое… поучить. Кислород по своей молекулярной структуре субстанция невидимая. Врубился? — Лавр ехидно улыбнулся, постучал пальцем по лбу. То ли намекал на бездарность «учителя», то ли на свою непроходимую тупость. — Тогда… это самое… продолжим. Кислородную субстанцию нельзя увидеть даже под микроскопом… Усек?— Может быть, хватит туманить мозги? Говори толком, что случилось? По лицу вижу — какая-то очередная пакость. Добрых вестей от тебя не дождешься.— Хуже, чем пакость, Лавруша. Намного хуже… Воскрес Дюбель.Лавр не побледнел, не всплеснул руками, не ужаснулся. Снял очки, протер линзы, снова надел их. Глаза налились свинцом, руки сжались в кулаки. Знакомая реакция бывшего авторитета на близкую опасность. За ней следует или выстрел в упор, или удар ножом.— Как это воскрес?Санчо усмехнулся. Глупый вопрос, глупей трудно придумать.— Не знаю. Как воскрес ты? Или я? Не читал я историю его болезни, не говорил с врачами. Воскрес и — все тут!Лавр походил по комнате, пощелкал пальцами, будто проверяя их готовность.— Погоди! Сколько прошло времени… Просто в голове не укладывается. Мертвец ожил? Трудно, невозможно себе это представить! Сплошная фантастика!— Какая там фантастика — вонючая… эта самая … реальность. Говоришь, невозможно? Еще как возможно! Этот мертвец пытался убить твою Ольгу, намеревался расправиться с Иваном, пасет меня. Не знаю, почему у него не получалось. Бог оберегал, что ли?Лавр схватил друга за воротник рубашки, притянул к себе. Сейчас ударит! Санчо не испугался, отвык бояться — просто отклонил голову в сторону. Федора можно понять — в то время, когда он отдыхал в СИЗО, жрал в три глотки, занимался бессмысленной болтовней со следователем, увлекался хоровым пением, близкие ему люди подвергались смертельной опасности, можно сказать, были на краю гибели. А лучший друг помалкивал, заботился о спокойствии подследственного. Как тут не возмутиться?— Что же ты молчал, паразит, сявка? Почему не предупредил, певец грёбанный?Обычно Лавриков не применяет многозначительных выражений, почерпнутых из криминальной лексики, на этот раз — выдал. Наверно, на него подействовало страшное известие.— Только давай без любовной горячки и… этих самых… лирических всхлипываний. Не развешивай сопли, авторитет! Я сделал все, что было нужно. У твоей Ольги в машине бездельничают двое проверенных парней, в коттедже — целая рота, — лучше не дразнить Лавра известием о том, что его невеста фактически отказалась от телохранителей, он и без того — на взводе. — И потом Ваня сказал, что Дюбин вряд ли вернется туда, где он… как бы это выразиться… оконфузился.Монолог подействовал. Лавр отпустил ворот рубашки, успокаиваясь, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Своеобразная лечебная гимнастика, которая не раз помогала снять напряжение, привести и мозги в состояние повышенной боеготовности.— Бредятина, пригодная для психушки, — презрительно пробормотал он. — Нашел отговорку!— Отговорка, говоришь, бредятина? — возмутился Санчо. — А то, что Дюбель слинял, столкнувшись с двумя мальчишками, разве не факт? А то, что он перестал пасти Кирсанову, выдумка?Прекратившуюся слежку Санчо, конечно, придумал, но чем еще подкрепить тоже наспех придуманное бегство киллера, или маньяка. или мстителя, сам дьявол не разберет кто он? Вот и приходится изощряться, импровизировать.— И все же, бредятина! — упрямо затвердил Лавр. На подобии иглы звукоснимателя старинного патефона, попавшей на испорченную пластинку. — Беспечная бредятина! Кошки-мышки, Санчо, детская игра в догонялки. Я-то знаю Дюбеля, его повадки, почерк. Главное сейчас отыскать его нору, перекрыть входы и выходы… Найди Ессентуки, этот прохвост, наверняка, знает адрес…В логике ему не откажешь, уважительно подумал Санчо, всегда умеет зацепить кончик нитки и размотать клубок. Но на этот раз — облом, попытка совладать с запутанным клубком завершилась явной неудачей.— Уже нашел. Еще утром.— Неужели вывернулся? На тебя не похоже — вцепишься, ничем не оторвать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78