– А это что?
– Виноват, – нудно начал Профессор Ким, – у меня рабочий день давно кончился… Ты, брат, на меня не тяни! Мы с Колянычем загуляли, день варенья у него… Хочешь, врежь глоток…
Профессор протянул Робкопу бутылку водки.
– Нет, спасибо, за рулем… – усмехнулся Робкоп.
– А, тады… ладно. Твое здоровье… – И Профессор лихо раскрутил бутылку и опрокинул горлышко себе в рот. Затем, морщась, выдохнул и занюхал рукавом. Ему действительно сейчас стоило выпить спиртного. Потому что из-за плеча Робкопа появился мальчик. Его лицо было изможденным и бледным, со следами побоев. Но все это было не важно, все это было чепухой по сравнению с тем, что Профессор Ким сейчас увидел. Что-то белое тускло светилось из-под век мальчика. Чем-то белым переливались его глаза, большие глаза, только в них не было зрачков. Профессор почувствовал, как в его горле пересохло. Он еще отпил из бутылки.
– Ох, шило – водяра! Тульский розлив. А чего это с пацаном, заболел, что ли?
Профессор, скрывая волнение, старался рассмотреть Дениса повнимательнее.
– С пацаном все нормально. – Робкоп отстранил мальчика в тень.
– То ли тут со светом плохо, то ли мне спьяну причудилось… Он что – близорукий?
– Со мной все в порядке, дядя! – Из-за плеча Робкопа выглянул Денис. Он улыбался, выглядел здоровым и полным сил. Зрачки его были на месте.
– Ладно, браток, счастливо тебе, – дружелюбно проговорил Робкоп, – ступай своей дорогой. Нам пора… У нас сегодня тоже день рождения.
– А, ну так давай треснем! Это ж у кого?
– У меня, дядя! – ответил Денис.
Он вышел из-за плеча Робкопа и смотрел на Профессора Кима. Он смотрел насмешливо. Что ж, дядя, может, ты и дворник. А может, ты тоже слышишь этот барабанный бой? Тем хуже для тебя.
Через некоторое время Профессор Ким сел на лавочку в сквере возле своего дома и закурил. На сердце у него было тяжело – не каждый день удается увидеть такое. Профессор курил и усиленно думал. Потом он достал спрятанный под тулупом радиотелефон и набрал номер.
– Да, – ответил приятный женский голос.
– Простите за беспокойство, вас с телефонного узла беспокоят. Вы не участвуете в игре «Алло! Алло!»?
– «Алло! Алло!»? Да вроде бы нет. Девочки, из вас никто не играет в «Алло!»? Нет? К сожалению, никто.
– Извините еще раз, у нас кое-какое оборудование вышло из строя, до свидания.
– Всего доброго.
Это был их сегодняшний код. Ровно через пять минут Дора перезвонила.
12. Первые результаты
Из темноты подъезда навстречу Егору Тропинину вышел Лопоухий Толян со словами: «Все, мальчик, приплыли».
А за двадцать минут до этого Егор звонил домой из будки телефона-автомата:
– Да нет, мам, я не загулял. У нас тренировка позже закончилась… Ну, я там зашел на пять минут кофе попить… Кто заходил?.. Какой Толя? Одноклассник!.. Ах, маленький такой… Нет, это бывший одноклассник, я не знаю, что ему нужно. Ну ладно, не волнуйся, я уже иду. К десяти буду дома…
Раз в месяц Юлик Ашкенази позволял себе напиться в дым. Чаще всего он делал это в обществе располневшего тореадора из посольства латиноамериканской страны – привычка, сохранившаяся со времен банановой лихорадки. Сегодня они предпочли американскому клубу итальянский ресторан – тот самый, расположенный в революционном центре Москвы, но пили все же текилу. Первая половина ужина проходила весьма сумбурно – Юлика отвлекал звонивший каждые две-три минуты телефон, и разговор не клеился. Тореадор наблюдал за Юликом, сощурив чуть насмешливо свои загадочные глаза. Он курил французские сигареты «Галуаз» без фильтра.
– Наш друг – трудоголик, амиго, – проговорил бухгалтер, прозванный Бюстгальтером.
– Я понимаю, – кивнул тореадор.
«Может, он грустит по своей утраченной талии?» – думал Юлик. Что-то его очень интересовало в тореадоре.
Потом количество текилы с солью и лимоном заставило плюнуть на телефон и все, что с ним связано. Тореадор вдруг начал рассказывать о корриде. Они уже были прилично пьяны. Юлику казалось, что он проваливается куда-то в густой сигаретный дым; почему-то именно сейчас, когда тореадор рассказывал о бое быков, по ту сторону сигаретного дыма зазвучало страстное ритмичное фламенко – каталонские цыгане появились на сцене. Каталонские цыгане пели о том, что истинная любовь – это любовь утраченная, а рай может быть только потерянным, и Юлик подумал, что у этих ребят, вероятно, вместо крови в венах пульсирует расплавленное солнце. Еще он подумал, что теперь уже почти знает, о чем грустит амиго. Юлик не был склонен к сантиментам. Просто существовала порода людей, над которой Юлик с удовольствием поиздевался бы в своем необычном блокноте рисунков – копилке человеческих слабостей, только у него ничего из этого не получалось. Тореадор рассказывал о корриде. Он говорил, что мужчины всегда презирали убийство. Может, он говорил «люди», но Юлику слышалось «мужчины». Убийство всегда совершается с легкостью. Как режут курицу или закалывают свинью. Но когда встает вопрос о достоинстве – это не подходит.
– То, что у вас происходит в стране, амиго, это не подходит. – Тореадор щелкнул себя пальцами по лбу, как будто он только что нашел удачное сравнение. – Курицы режут куриц, а потом их режут новые курицы. У нас ножи дают в руки только мужчинам. Твой враг – не курица. Иначе рушится мир. Твой враг не курица, которой можно спокойно перерезать горло, или же курицы вы оба.
– Можно подумать, что у вас все происходит по-другому, – проговорил Юлик.
– Ты меня не понял, амиго, – печально улыбнулся тореадор, – я не об этом… Убийство – для презираемых. Для тех, кто обладает достоинством, – поединок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157