Кеша Беспалый ужинал со своими приятелями. Братва гуляла в обществе девочек. Санчес уже знал, сколько времени отведено Кеше Беспалому. Выходило, что гулять ему осталось не так уж долго. А смею вас разочаровать, с подобными мрачными прогнозами Санчес, увы, редко когда ошибался.Но было и еще что-то, что в этой довольно-таки штатной ситуации не давало Санчесу покоя. Было еще что-то. Санчес не мог точно этого определить.Словно на мгновение он увидел, как в куче обыденного хлама, повседневного дерьма, отражаясь в ярких солнечных лучах, сверкнуло что-то. Возможно, какая-то безделушка, стекляшка, а может, и что-то драгоценное. Но Санчес лишь слегка сместил угол зрения и теперь не мог отыскать этого места. А очень жаль. Потому что ощущение осталось. Смутное ожидание. Предчувствие чего-то важного, но ускользающего.Санчес внимательно смотрел сквозь витрину бутылок. Стол Кеши Беспалого. Много шума, развязный хохот, жратва, водка, девочки, мобильные телефоны. Привычная хамоватость провинциальной урлы (Санчес это определял для себя так), что-то кому-то втирают «по понятиям». Словом — привычный пейзаж. В который довольно скоро, а точнее — завтра в восемь, ну в половине девятого вечера, вмешается Санчес, но… Что-то все-таки не давало ему покоя.Одна из девочек.Ну и что? При чем здесь это? Какое отношение к нему, Санчесу, имеют шлюхи Кеши Беспалого? Обычные ресторанные девочки сидели некоторое время в уголке за стойкой, и вот кто-то из Кешиных братков пригласил их к столу.ОДНА ИЗ ДЕВОЧЕК.Черт, но… Ведь она привлекла внимание Санчеса еще тогда, когда сидела за стойкой. Еще прежде, чем была приглашена к столу Кеши Беспалого. И что? Смазливая простушка, что дальше? Дурацкий, если не сказать вульгарный, макияж, местное представление о «модности», «продвинутости», черпаемое из подручных средств и глянцевых журналов.Что дальше?Стоит признать, что девка, конечно, хороша. В Москве бы ей быстро определили подлинную цену. еожиданно Санчес обнаружил у себя в паху какое-то шевеление. Ба! Мы что, теряем профессиональную форму? Конечно, эту девочку можно было бы разложить, это любому дураку с крепкими яйцами служит очевидным фактом, только при чем тут это? Что за нелепое оживление там, внизу, в паху?Такого с Санчесом не было никогда. Он находится здесь с совершенно конкретной, ясной и определенной целью. А его необузданный темперамент может подождать, так сказать, до «нерабочего времени». Как еще говорят: «Мухи отдельно — котлеты отдельно».Только…Что-то совсем другое. Дело не только в этом. Гораздо больший интерес.Он не просто хочет трахнуть эту девочку. И это оживление там, внизу, в паху, служит каким-то неуловимым темным предвосхищением гораздо большего кайфа.Предвосхищением. Темным пониманием чего-то, что Санчес должен узреть в этой куче хлама. Что больше любых траханых девочек, что наполнено жизнью, той самой, подлинной. Звучащей как музыка. Но… Не связываются ниточки. И Санчес не может ничего понять.Поэтому Бог с ним. У Санчеса есть здесь более важные дела. И он должен их закончить. Закончить свою командировку.Только… Действительно ли эти дела более важные?Нет ответа.Лишь только предчувствие.Но ответа нет. * * * — Постой, — негромко произнес двадцатичетырехлетний паренек Николай Бочкарев, уроженец города Камышин Волгоградской области, уже год как ошивающийся в Ростове. — Постой-постой, — повторил Коля Бочкарев по прозвищу Бочка, хотя он сидел за рулем угнанной им сегодня «восьмерки» и больше никого в машине не было.Коля обладал крупными мясистыми чертами лица, большими ушами, что делало его похожим на неожиданно постаревшего младенца, и пугающими темными глазами (людям становилось неловко в его присутствии, и они всегда отводили взгляд), главным атрибутом которых была абсолютная невозможность определить их выражение. Глаза эти отличало удивительное отсутствие какой бы то ни было внутренней перспективы. Там обнаруживалась лишь пугающая темная пустота. Она и заставляла вас отводить взгляд. Коля Бочкарев по кличке Бочка знал эту свою физиологическую особенность, поэтому прятал глаза за солнечными очками. Их у Бочки имелась целая коллекция. Дешевые очки, приобретенные на вещевых рынках, хотя на некоторых из них и были вытиснены заветные слова, названия известных фирм: «Рей-банн», «Полароид», «Окли», «Стинг». Как-то в подпитии, когда Бочка гулял в привокзальном шалмане, одна из девочек, явно желая Коле польстить, сказала, что у него глаза убийцы. И в общем-то она достигла цели. Коля Бочкарев и был убийцей. Правда, сам себя Коля считал ни мало ни много профессиональным киллером. Он также считал себя, причем на полном серьезе, посвященным в эту особую касту вечных одиночек. Хотя о том, что Коля, возможно, «мокрушник», догадывалась каждая собака в бильярдных и недорогих кафе-ресторанах, где Бочка коротал свое время. Люди знали, где отыскать Колю, если требовалось кого-то «пугнуть»; также Бочка уже «вальнул» несколько человек, среди которых были мелкие бизнесмены, еврейчик-стоматолог, отказавшийся платить, какой-то странный, ассимилировавшийся в Таганроге кавказец, вроде бы лакец, и братишки, проколовшиеся на карточных долгах.Действовал Бочка нагло и до сих пор успешно. Жертвы его в основном были люди мирные. Коля не встречал достойного отпора и уверовал в собственную непогрешимость. Поэтому дерзкая наглость, с плохо скрываемой нарцистической любовью наблюдаемая Колей в зеркале, превратилась в систему постоянного довольства собой. У Коли, помимо коллекции очков, имелась такая же коллекция оружия (опять-таки дешевого, только сказать об этом Коле было некому), и он любил постоять у зеркала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115