Как оказалось, единственным вложением в новое объединение со стороны России была земля, а все остальное – немецким. Сами немцы пахали землю на немецкой технике, сеяли элитные сорта немецкой гречихи, обрабатывали поля по немецкой технологии, собирали урожай с немецкой скрупулезностью и тщательностью – и вывозили все, вплоть до тюков соломы, в Германию. Что доставалось России, одному богу известно – да и то, наверное, его католическому образу и подобию, а не православному. К счастью, тестя на тот момент осенила идея с газированной водой, и теперь в отличие от остальных жителей Куроедовки его семейство жило более-менее безбедно. И все же в тоне Игоря Никита уловил нотки злорадства по поводу нынешней засухи – хрен, мол, немцы в своей Германии в этом году гречиху лопать будут. Пусть прошлогоднюю солому жрут.
Когда подъехали к Каменке, стало светать. Луна еще не успела спрятаться за горизонт, а на востоке уже разгорался рассвет, и окружающий мир начал приобретать естественные краски, будто черно-белое кино постепенно вытеснялось цветным.
Каменная степь заканчивалась резко и сразу – двадцатиметровым, почти отвесным обрывом в небольшую, пересохшую до ручейка речку Бурунку. За речкой начиналась холмистая местность, и на одном из пологих холмов, как на ладони, открывался взгляду районный центр Каменка. Небольшой городок – или большой поселок. Лишь в центре стояло около двух десятков двух– и трехэтажных домов, а все остальные были одноэтажными частными домиками с огородиками и садами. С высоты обрыва, по краю которого проходила дорога, Каменка смотрелась живописно, и от ее планировки веяло неистребимым укладом советских времен – «новые русские» не спешили вкладывать капиталы в захолустный городишко.
– Останови, – сказал Никита, когда пикап выехал к мосту через речку.
Игорь осекся на полуслове, затормозил и недоуменно уставился на попутчика.
– Я здесь выйду, – ответил Никита на немой вопрос.
– Зачем?
Никита тяжело вздохнул.
– Дам тебе два хороших совета и буду рад, если ты им последуешь. Для твоего же блага. Первый – не ходи в милицию и не расспрашивай, что сталось с тем сумасшедшим, которого подвозил две недели назад.
Исчезнешь без следа, как и он. И второй совет – забудь обо мне. А встретишь где случайно – не узнавай.
Не было меня в твоей жизни – и все. Кто бы тебя ни спрашивал.
– Ты что, банк ограбил? – осторожно попробовал пошутить Игорь.
– Хуже, – не принял шутки Никита и строго посмотрел в лицо Игорю. – Знаю я кое-что такое, из-за чего на меня не сегодня завтра могут открыть охоту по всей России. Заодно всех, с кем я по пути встречался, «охотники» будут отстреливать без тени сомнения.
Так сказать, в качестве превентивной меры – они и гадать не будут, знаешь ли ты или не знаешь то, что я знаю. Понятно?
Игорь растерянно кивнул.
– Прощай. – Никита пожал ему руку. – Спасибо, что в степи подобрал.
– Погоди… – не отпустил руку Никиты Игорь. Он внимательно смотрел в глаза Никиты, и от растерянности в его взгляде не осталось и следа. Лицо было серьезным и решительным, словно лет на двадцать помолодевшим. Будто вернулась его суровая военная юность. – Я, конечно, на гражданке маленько распустился, но кое-что во мне еще осталось… Помню…
Если бы ребята в Афгане только из-за меня в рейд не пошли, хана бы мне была. Так что ты мой пустой треп по дороге в расчет не бери. Потрохами чувствую, нормальный ты человек, наш. Будет очень туго – найди меня. Домик мой на окраине здесь каждая собака знает – Тимирязева, три. Игоря Антипова спросишь…
– Спасибо, – грустно улыбнулся Никита. – Прощай.
Он выбрался из машины, не забыв прихватить недопитую бутылку с водой, и сбежал по откосу под мост.
– Счастливо! – донеслось ему в спину, затем пикапчик проурчал по плитам бетонного моста, и все стихло.
Никита огляделся. Верил он в искренность своего случайного спасителя, но береженого и бог бережет.
Сейчас единственным его желанием было часика два-три поспать – шутка ли, сутки на ногах, да еще со столь изнурительными приключениями. Идти в город и искать там гостиницу – глупее варианта не придумаешь. Впрочем, как и оставаться здесь, под мостом.
Берег на этой стороне Бурунки был обрывистый, и ничего здесь не росло – не то что на противоположном берегу, густо заросшим камышом и кустарником.
В то, что его будут искать, Полынов не верил – собственными глазами видел, что представляют из себя останки его товарищей. Армия есть армия, и вряд ли кому в голову придет составлять из кровавых кусков тела – разделят на равные кучки по количеству погибших людей, запаяют в цинковые гробы и отправят по месту жительства. И все же элементарную предосторожность следовало соблюсти, к тому же отдохнуть на голой земле под мостом вряд ли получится – машины будут мешать своим гулом.
Переходить речку вброд Никите не пришлось – он легко пересек ее, прыгая с валуна на валун. В засуху Бурунка сильно обмелела, и валуны торчали над ее поверхностью не меньше, чем на метр. Сейчас вода текла спокойно, лишь кое-где журча на перекатах, но, вероятно, весной, в половодье, бурлила и клекотала на валунах, за что речка и получила свое название.
На другом берегу Никита чуть подзадержался. Забравшись в камыши, снял куртку, аккуратно спорол шевроны и сжег их, сбросив затем пепел в реку. Теперь он спокойно мог выдавать себя за отставного офицера любого рода войск, уволенного в запас по сокращению армии. Легенду, каким образом и зачем он оказался в Каменке, можно придумать потом. В соответствии с ситуацией.
Пройдя с полкилометра вниз по течению Бурунки, Полынов забрался в густые заросли боярышника и, присев, осмотрелся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113