Увидав Николая в дверной глазок, Лия зашлась восторженным писком:
— Коляшка, зайчик мой, вернулся!
Пока Серегин колесил по уральским градам и весям, под боком смазливой барменши пригрелся другой «зайчик» — русоволосый лощеный мужик с телом культуриста, крупье казино «Клуб Фортуна».
В накинутом на широкие литые плечи махровом халате он был похож на боксера из американских спортивных шоу.
Узнав в конкуренте Серегина, культурист стушевался, понес какую-то ахинею о том, что Лия тяжело переносит одиночество и Николаю, упаси бог, не следует думать ничего дурного.
— Угу! — по-совиному ухнул обманутый любовник барменши. — Вы в лото играли! Хорош, Костик, баки заливать!
Собирай манатки и чеши отсюда! Опять власть меняется, пан атаман Грициан Таврический.
Две шикарно обставленные комнаты были предоставлены в полное распоряжение Святого, решившего не беспокоить Дарью Угланову до окончания поисков. Третью — спальню — оккупировала ненасытная парочка. Лия особого стеснения не выказывала и заходилась сладострастными воплями во время любовных забав с Серегиным так, что оконные стекла начинали вибрировать.
Степенный сосед сверху однажды пожаловался Святому, столкнувшись с ним в лифте:
— Ну сколько можно издеваться над одиноким пожилым человеком! Смотрите свою порнографию сколько душе угодно, но громкость в телевизоре убавьте. Это же невыносимо: выйдешь покурить на балкон, а снизу похабщина доносится.
При Сталине такого не было.
Рабочий день, а точнее — ночь, барменши начинался в восемь вечера, когда богатая публика пристраивала свои объемистые пятые конечности на стулья перед зеленым сукном ломберного стола и крупье виртуозно метал карты игрокам. Заканчивался он в четыре часа утра, когда, казалось, уставал крутиться даже шарик рулетки.
Домой Лия возвращалась к шести, будила Серегина звонкими чмокающими поцелуями, за которыми следовали возбужденное пришептывание, бурная возня и страстные крики.
Перед уходом на работу подруга Николая повторяла эту процедуру, утверждая, что ей необходимо эмоционально и физически зарядиться перед «вечерней дойкой» «племенных» скотов, просаживающих за ночь астрономические суммы.
Героя своего романа хозяйка квартиры, не имевшая, по-видимому, никаких комплексов, ласково называла «мой отбойный молоток» и почему-то «сбрендивший муравьишко»!
Последнего Святой расшифровать не мог и справедливо рассудил, что у любви свой тайный язык, понятный лишь двоим.
— Вы, мальчики, просто как мушкетеры какие-то! Примчались в Москву сокровища, украденные у друга, искать!
Полный отвал! — подводя губы перламутровой помадой, восторгалась Лия.
Увы, ласки обольстительной барменши сделали свое черное дело. Николай размяк и нарушил уговор не выдавать подлинных причин приезда в первопрестольную. Воистину прав был Высоцкий: «Так случиться может с каждым, если пьян и мягкотел».
Попутно Серегин описал ночную битву, парней в черном, сжигающих его «восьмерку», собственные подвиги и справедливое возмездие, настигнувшее отмороженных малолеток. Детали — гибель Савла, сломанную руку Коти — он опустил, чтобы не травмировать кровавыми подробностями нежную душу дамы своего сердца.
Вообще-то к страстной, ненасытной в любви Лии друзья закатились с дальним прицелом на ее обширные знакомства.
Мало того, что она была в доску своей девчонкой — у Серегина в Москве была целая клумба таких розочек, готовых принять немного поджаренного донжуана, невзирая на рубец от ожога, скрытый щетиной будущей бороды, — барменша знавала многих людей, предпочитавших не высовываться: сутенеров, контролирующих гостиничных проституток, теневых валютчиков, бизнесменов сомнительного свойства.
У стойки бара казино этой публики было как тараканов за прогретой печкой.
Лия могла, не вызывая особого подозрения, навести справки о некоем владельце галереи, не гнушающемся приторговывать антиквариатом или драгоценными камнями.
Механика Серегина была простейшая — он заполучал темпераментную любовницу и ценного осведомителя, используя рекламную терминологию, «…в одном флаконе».
Утренний свет солнечными брызгами проникал в комнату. Яркие веселые блики играли на полированной поверхности мебели, стенах, оклеенных дорогими английскими обоями — предметом особой гордости Лии, на гранях многочисленных хрустальных фужеров и ваз, плотными рядами занимавших полки серванта. В открытую форточку врывался ветерок и играл роскошными шторами.
Святой проснулся, но не спешил сбрасывать пушистый плед и покидать постель. На табло электронных часов зеленые цифры показывали без пятнадцати шесть.
«Скоро Лия примчится», — подумал Святой, блаженно потягиваясь.
Из спальни доносился колоритный храп с присвистом.
Второй «мушкетер» спал без задних ног. Вчера они весь день колесили по антикварным магазинам, новым картинным галереям и аукционам. Рейд существенных результатов не принес. Правда, продавщица из «лавки древностей» в тихом арбатском переулке вроде бы знала одного Гогу, сдававшего на реализацию кое-какие безделушки. Но мало ли Гог в многомиллионном городе?
К тому же, по описанию, выбитому тумаками Серегина из нижнетагильского рокера, Гаглоев был невысоким лысым плюгашом без особых примет, если не считать золотого перстня с желтым камнем вроде янтаря на большом пальце левой руки. Камень предохранял хозяина от болезней и сглаза — так, во всяком случае, объяснял свою привязанность к украшению сам Гаглоев.
Гога-2 золотых побрякушек не носил, ростом был выше среднего, а главное — заплетал длинные волосы в косичку а-ля Борис Гребенщиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125