— Под нож, в общем, пускают.
— А милиция где, краснопогонники?
— Ну что ты заладил? Какая, к лешему, милиция! Какие внутренние войска! Комбату округ приказал срочно перебазироваться в Ош. Взять под охрану объекты.
— Какие объекты? — непонимающе переспросил старлей.
— На месте укажут. Представитель округа с нами летит.
Давай, Рогожин, дуй к взводу!
Самолет летел уже несколько часов. Фонари светились тусклым молочным светом. Десантный отсек напоминал внутренности библейского кита, который пообедал множеством людей в придачу к пророку Ионе.
Святой прислонился головой к жесткому ребру остова корпуса и заснул. Проснулся он с тяжелой, словно налитой свинцом головой, одуревшей от надсадного рева двигателей.
Самолет оставлял позади все новые километры. Хитроумные электронные приспособления помогали ему не сбиться с пути в ночной мгле.
— Эй, кто курит? — Святой засек в глубине отсека огонек. — Курит кто? Правила напомнить?
— Я это, товарищ старший лейтенант!
— Кто я? — не узнал голоса взводный.
Поднявшаяся с места фигура заслонила проход.
— Голубев, — виновато пробасил командир первого отделения.
— Не ожидал от тебя, сержант! Нарушаешь… — назидательно начал Святой и, внезапно поняв, как глупо его наставления будут звучать сейчас, смущенно замолк. — Садись на место. Я сам к тебе подойду.
Пол самолета исходил мелкой дрожью, и лишь иногда его сильно встряхивало. Осторожно переступая через ноги спящих солдат. Святой пробрался к сержанту.
— Подвинься! — легонько потеснил он одного из отдыхавших спецназовцев.
— А по рогам?! — сквозь сон пробормотал тот.
Голубев легонько поддал плечом забияку, да так, что весь ряд покачнулся.
— Я тебе их пообломаю, Скуридин. Совсем нюх потерял!
Взводного не пускаешь!
— Извините, товарищ старший лейтенант. Я не разглядел в темноте! — встрепенулся радист первого отделения. — Слон, ты сказать не мог, да? Обязательно как бульдозер…
— Не ерепенься! Спи… — положил руку на плечо солдата Святой.
— Какой тут сон! Рядом с этим мамонтом! Придавит, — недовольно пробурчал Скуридин.
Из полумрака отсека донесся ехидный голос Серегина:
— Тебя задавишь, бобика московского…
— Глохни, пчелка дохлая! — огрызнулся Скуридин.
— Ребята, я вас чего-то не пойму. Слон, пчелка дохлая…
Вы что — ветеринары? — рассмеялся Святой. — Ну ладно, блатные с гражданки юшкухи приносят. Но вы…
— Все имеет под собой биографическую основу! — подался к нему Скуридин. — Вот Слон, к примеру…
— Что Слон? Про себя расскажи взводному, — глухо протрубил Голубев, пряча притушенный бычок.
— Мы одежду гражданскую сдавали, — не обращая внимания на сержанта, продолжал москвич. — Стоим рядком у склада, прапор по одному запускает, туфтяк гонит: мол, все запакуем и по домам отошлем. А у ворот «деды» собрались, отнимают у нас гражданку, кто артачится — в морду. Голубев подошел и тут же в пятак схлопотал: кроссовки отдавать не хотел. Кроссовки, товарищ старший лейтенант, хреновые, одно только название. А Голубев уперся рогом: не сниму, и все тут. Ну ему еще разок торец шлифанули. Тогда он лапищами за железяку какую-то схватился, вырвал ее с мясом и пошел «дедов» гвоздить! — От восторга Скуридин даже проиллюстрировал свой рассказ размашистыми жестами. — По хребтам, по чайникам… Молотит, блин, всех без разбора.
Куликово поле… «Деды» пищат: «Скотина, нам же домой, а не в госпиталь!..» К прапору на склад ломятся! Прапор перепугался, никого не пускает, караул, — орет, — вызывайте.
Слон носится, кричит: «Всем гробы красным обобью». Потеха! Насилу угомонился. Ну вот… Поуползали «деды», но пригрозили: «Вешайся, „дух“, мы тебе этого не простим!»
Мы в карантине курс молодого бойца проходили. Жили на первом этаже нашей казармы, да там и сейчас карантин…
Скуридин сделал паузу, давая понять, что переходит к самому интересному.
— Ночью пробралась компания «дедов» и к нам. Двери в карантине после отбоя запираются. С нами двое сержантиков только что из учебки и дневальный на тумбочке. «Деды» дверь долбают сапогами, вопят: «Отдайте нам этого Слона, иначе всех вас уроем». Сержанты, что салажата, испугались, дежурному звонить собрались.
— Ты, Скуридин, себя не забывай! — напомнил Серегин, пробравшийся поближе к командиру.
— Я про Слона…
— Сам уделался со свистом. Забился в сушилку! — перехватил повествование неуемный младший сержант Серегин. — Про челюсть сломанную что-то гугнил!
— Лажу прешь, Колян. Не было такого! — пытался перечить посрамленный Скуридин.
— Не впаивай старшему лейтенанту мозги! — оборвал его Серегин и перехватил эстафету. — Прут «деды», хай подняли, что дверь сломают. У нас душа в пятках. По рылу схлопотать не очень хочется. А Голубь в одних трусах по коридору рассекает, смотрит, как мы мечемся. Ходил, ходил, потом дневального с тумбочки снял. — Серегин переставил автомат, показывая, как это было. — Тумбочку приподнял, она здоровенная, не из фанеры, а из дерева, разогнался и ею в дверь! Точь-в-точь тараном…
— У меня был похожий случай! — неожиданно вставил Святой и усмехнулся. Вспомнился ему бравый солдат Швейк с его знаменитым: «Аналогичный случай был в нашем полку».
— Да ну! — искренне удивился Серегин. — Расскажите!
— Нет, давай ты до конца боевик свой доводи…
— Дверь Слон вынес! «Деды» врассыпную! Усекли, что тумбочкой по голове схлопотать — вовек не поправиться.
Кому на дембель придурком идти хочется. Вот Вася и стал Слоном. — Серегин похлопал Голубсва по плечу. — Строгий, но справедливый!
— Ты, Колька, про пчелок давай! — смутился укротитель «дедов».
— Офигели, зачем товарищу старшему лейтенанту стучать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125