— На, приложи, — сказал он.Шкет поменял тряпицу. Кровь из переносицы течь почти перестала. Физиономия была покрыта подсохшими красновато-бурыми пятнами.В коридоре за металлической дверью послышались шаги. Люська тут же засуетился.— Я знаю, это подавала идет! — обрадованно воскликнул он.Подавалой на тюремном жаргоне называется доктор.— Он поможет, я не зря стучал. Послышался звук поворачиваемого в замке ключа, распахнулась дверь. На пороге стояли два конвоира.— Панфилов, на выход.А вот этого никто, в том числе и Константин, не ждал. Дело-то шло к вечеру.— В чем дело? — спросил он, опуская ноги на пол.— На допрос, к следователю, — рявкнул вертухай.— Какой допрос? Поздно уже.— Молчать! Руки за спину, на выход! Надев куртку, Константин привычно сложил руки за спиной и вышел из камеры. Допрос так допрос, выбирать не приходится. После того как дверь за спиной захлопнулась, камера наполнилась разговорами.— У, сука, — прошипел Шкет, — я ему этого не прощу. На блатного руку поднял.— Сиди ты, — мрачно протянул Кисель, — это же псих, он тебе враз шею сломает.— Ни хрена, — горячился Шкет, — ночью глотку ему порву, падле.— Тут по-другому надо.— Как это — по-другому?— А так. Смотрящему надо маляву передать.— Кому? Толику Рваному?— Ага.— Ну ты сказанул, — тяжело подняв голову, вступил в разговор Сирота. — Толик Рваный психов не трогает.— А ты почем знаешь? — недоверчиво спросил Кисель.— Знаю, — огрызнулся Сирота. — Вон у Карзубого спроси.— А че, Карзубый, верно Сирота сбацал? Поверженный авторитет с угрюмым видом провел ладонью по голому черепу.— Плюнь на лысину. Рваный сам такой.— А что же делать? — уныло протянул Кисель. — Ждать, пока он всех нас тут не замесит?Повисла угрюмая тягостная пауза.— Кокану маляву надо отогнать, — сказал наконец Карзубый.Кисель растерянно взглянул на сокамерников.— Так ведь они с Толиком Рваным… это… вроде как на ножах.— А твое какое дело? — возразил Карзубый. — Оба они авторитеты. Ты блатной, к кому хочешь, к тому и иди.— Толик Рваный говорит, что Кокан — сухарь.— Не нам решать. Кокан Бутырской тюрьмой признан. Что тебе еще надо?— Толик Рваный говорит, что в Бутырке сейчас лаврушники, своих сухарей одного за другим лепят. Мы же вроде как славяне… своих признавать должны.— Захлопни пасть! — обозлился Карзубый.— Ты чего? — понуро протянул Кисель. — Это же не я. Это хата базарит.— А ты и лопухи развесил. Мало ли что базарят. Садись за маляву.— А чего я?Глаза Карзубого полыхнули бешеным огнем. Еще час назад в этой камере не то что Люська, блатные не смели ему перечить. Теперь все изменилось.Карзубый угрожающе встал, замахнулся на Киселя пятерней с растопыренными пальцами.— Ты че, ты че? — перепуганно завопил Кисель. — Я же просто так, мне не в падлу.Восстановив свое пошатнувшееся в глазах сокамерников реноме, Карзубый опустился на нары.— Может, лучше сами подляну на подляну устроим? — спросил Шкет.Из-за тряпки, прикрывавшей лицо, голос его звучал глухо, будто из могилы.— Тебе мало? Так я добавлю.Кисель извлек из-под нар огрызок карандаша и клочок бумаги.— Чего писать-то?— Погоди, дай минуту подумать, — сказал Карзубый, наморщив лоб.Потом он неожиданно выпалил:— Падла, псом меня обозвал. Я что, мент поганый? Нет, за это надо платить… Пиши: «Мир дому твоему, Кокан… » ГЛАВА 4 — Я смотрю, у вас конфликты начались. — На губах капитана Дубяги поигрывала легкая улыбочка.Этот вопрос вывел Константина из состояния рассеянной задумчивости. Уже несколько минут он сидел на стуле перед следователем, ожидая, пока Дубяга закончит дописывать какую-то бумагу.Вначале он нервничал, ему хотелось спросить: «Зачем вызывали, гражданин начальник? Чтобы мурыжить перед собой, как пацана?»Очевидно, капитан Дубяга именно на это делал психологический расчет. Он долго и аккуратно выводил буквы, думал, теребил ручку, заглядывал в папку. Но вывести из себя обвиняемого ему так и не удалось. Панфилов погрузился в состояние апатичного ожидания.— Я говорю: с сокамерниками не поладили?Дубяга приложил ручку к скуле.— А, вы об этом? — равнодушно сказал Константин. — Споткнулся.— Что-то я не припоминаю, чтобы у нас в камерах были ступеньки, — откровенно засмеялся Дубяга.— Странный у нас какой-то допрос получается, — отвернувшись, сказал Константин.Дубяга предпочел не заметить, что обвиняемый разговаривает со стеной.— А это вовсе и не допрос, — почти ласково сказал он. — Хотелось поговорить с вами по душам.— Ну да, — мрачно усмехнулся Константин. — С кем же еще, кроме следователя, разговаривать по душам?— Вот именно, — неожиданно согласился капитан. — Здесь я — ваш единственный друг и наставник.— Угу… Вождь и учитель…— Прекрасно, что вы смогли сохранить в этих тяжелых условиях чувство юмора. Кстати, как вам условия в следственном изоляторе?— Нормально.— А многим здесь не нравится.— Это их дело.Дубяга оценивающе посмотрел на Панфилова и принялся барабанить пальцами по столу.— Я выполнил вашу просьбу. Вашей матери сообщат, что вы у нас. Впрочем, это наша обязанность… — Он заглянул в папку и добавил: — Константин Петрович.Наверное, Дубяге таким образом хотелось подчеркнуть доверительный характер разговора. Но Константин промолчал, внешне никак не прореагировав на слова следователя.— Значит, с соседями по камере вы уже познакомились. Мне кажется, они вам не понравились.— Креститься надо, когда кажется.— Зря вы так, Константин Петрович, — наставительно сказал Дубяга. — Я ведь к вам со всей душой. Да… А ведь Булатов по кличке Карзубый и его компания — вовсе не худшие люди в нашем следственном изоляторе. Вы о прессовке ничего не слышали, Константин Петрович?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15