Дохлой.
Я развернул шкаф на скрипучих колесиках и принялся безрезультатно щелкать рычажком включения и манипулировать колесиком терморегулятора. С таким же успехом мне можно было поручить запуск космического спутника.
– Осталось пятьдесят минут, – злорадно сообщил Вадюля, перетаптываясь рядом.
– А потом?
– А потом подвал.
– И что в подвале?
– Узнаешь. – Вадюля растянул губы в многообещающей ухмылке. – Мало не покажется.
Я на всякий случай прикинул его весовую категорию. Получалось ого-го сколько! Не меньше, чем у злополучного шкафа «Текна» с его двойными стеклопакетами, металлическими ребрами, полками и компрессором. Подвели меня неведомые итальянские мастера, ох как подвели! Захотелось достать из сумки что-нибудь поувесистее и разнести это чудо дизайна вдребезги.
Верно вчера Валера выразился: гроб с музыкой. Она называлась реквием. Золотистый саркофаг предлагал мне похоронить все надежды на благополучное разрешение конфликта.

7

Ненадолго отлучившийся Вадюля возвратился в еще более приподнятом настроении, чем то, которое владело им до сих пор.
– У тебя еще полчаса, – сообщил он, энергично булькая пивом и чавкая гамбургером. – Если не уложишься, будем из тебя отбивную делать.
А я, голодный и невыспавшийся, был вынужден корячиться под бдительным оком своего надзирателя, изображая трудовой подъем! Вот она, эксплуатация человека человеком, вот он, звериный оскал капитализма!
Пока я, проклиная денежные отношения вместе с рыночными, пытался вдохнуть жизнь в спящую красавицу по имени «Текна», Вадюля все больше наливался азартом предстоящей расправы. С гамбургером уже было покончено, и теперь он развлекал себя прочими доступными способами: звучно отрыгивал, давал идиотские советы, отсчитывал минуты, один раз даже своим тупорылым башмаком мне на руку наступил.
Жизнерадостный дебил с детским лицом и телосложением молотобойца.
Отчего-то мне вспомнились армейские годы, когда меня, салажонка, впервые «бросили на полы», как это называлось. Я драил куском байкового одеяла цементное покрытие необъятной столовой, а «дедушка» с первым пушком под носом точно так же топтался вокруг и подгонял, подгонял. Сапоги у него были грязнющие до невозможности, поэтому все мои старания пропадали даром. И подошвами своих грязных сапог безусый «дедушка» норовил наступить на мои онемевшие от ледяной воды пальцы. Помнится, тогда, доведенный до яростного отчаяния, я выпрямился и надел ведро на голову своего мучителя. Стоило мне это двух поломанных ребер и свернутого набок носа, но до свадьбы все зажило. Главное, тогда, будучи забитым и запуганным новобранцем, я нашел в себе мужество встать во весь рост. А теперь? Покорно дожидаться, пока переросток Вадюля начнет подбадривать меня пинками в зад?
Нет! Пятнадцать лет спустя я снова сцепил зубы и распрямился.
– Ну, ты! – Вадюлин голос уже приобрел те самые нотки, которые принято называть командирскими. – Отдыхать потом будешь, а сейчас паши, пока не…
Вадюля запнулся. Сначала он заметил в моей руке гаечный ключ, которому я впервые за все утро нашел достойное применение. Потом его глаза встретились с моими, и он окончательно понял, что означает моя поза.
Здоровенного парнягу это не остановило, напротив, подтолкнуло к ответным действиям. Он привык действовать нахрапом, он был моложе, сильнее и весил, минимум, на тридцать килограммов больше. Жалкий гаечный ключ в моем кулаке никак не мог уравнять наши шансы.
– Ты что, не понимаешь, где находишься?
– Понимаю. В ночном клубе, куда принимают на работу кого попало. Например, ублюдков вроде тебя.
– Да я…
– Ты просто мальчик на побегушках с глупой детской кличкой. Ноль целых шесть десятых.
– Урою! – истово пообещал Вадюля, драматически возвышая голос и делая шаг вперед.
– Попробуй. – Я удивился тому, как ровно звучит мой голос.
Вадюлю не насторожило мое поведение. Он находился на своей территории, где действовали особые законы, по которым всякую пришлую шелупонь, вроде меня, можно было безнаказанно размазывать по стенкам, гноить в подвалах или даже закатывать под асфальт. Моя строптивость его не только разозлила, но и обрадовала. Он заметно просветлел лицом в предвкушении предстоящей расправы. Смерил меня плотоядным взглядом и, сверившись с часами, торжественно провозгласил:
– Хана! Твое время вышло! Ща я тебе рога пооблома-а-аю!
Еще один шаг в моем направлении. Я знал, что сейчас произойдет. Прикинул все свои шансы и, вызвав на лице Вадюли глумливую усмешку, выпустил из разжавшихся пальцев бесполезную железяку. Вовремя. В дверном проеме за Вадюлиной спиной возникла женская фигура, привлеченная его громогласными угрозами. Наверное, та самая сердобольная работница кухни, которая пичкала парнягу гамбургерами. Выкормила на мою голову!
– Вы бы не мешали работать, молодой человек, – возмущенно произнес я, играя на публику, о присутствии которой Вадюля не подозревал.
Похоже, обращение «молодой человек» задело его похлеще любого ругательства. Неужели он считал себя не молодым? Или не человеком?
Закончить эту мысль я не успел. Рявкнув от негодования и натуги, Вадюля метнул свой объемистый кулак вперед, метя мне в лицо.
Я ждал этого момента, ловил его. Когда Вадюля еще только начинал свой богатырский замах, я обхватил гладкие бока «Текны», и узкий высокий шкаф покатился на своих писклявых колесиках прямо навстречу удару. Грохот получился впечатляющий. Но еще до того, как стеклянные осколки дружно посыпались на пол, все перекрыл рыдающий Вадюлин вопль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15