Нужник завалился назад, круто задрав к небу висевшую на одной петле дверцу, неуловимо напоминая что-то аэрокосмическое своими устремленными вверх линиями. Это дикое сходство вызвало у Кати истерический смешок, и она поспешно зажала рукой свой неумолимо расползавшийся в идиотской ухмылке рот. “С ума сошла, — подумала она. — Тебе весело? Ну давай, засмейся, и через две секунды превратишься в решето...”
— Как ты узнал, где я скрываюсь? — спросил Прудников, но Банкир только фыркнул.
— Не пудри мне мозги, — сказал он. — Как надо, так и узнал. Не надо строить из себя графа Монте-Кристо — не придется разочаровываться .
— Черт, — сказал Профессор, — чтоб он сдох, этот твой академик!
— Уже, — горестно покивал головой Банкир. — Уже сдох. Я недавно прочел некролог в газете. Оказывается, он был гордостью державы. Представляешь? Про нас с тобой такого не напишут, как ты полагаешь, Юрик?
Профессор, хорошо знавший привычки Банкира, отпрянул назад и распластался по гнилым доскам ворот, за которыми стоял его “уазик”, которым он так и не успел воспользоваться. Колени его подогнулись.
— Да, Юрик, — почти нежно сказал Банкир. — Не стоит терять время. Встретимся у козолупа на шестке, как говаривали предки.
Он начал поднимать руку с пистолетом. Профессор заметался, ища спасения, но выхода не было: позади, справа и слева были гнилые доски и черные от старости бревна сарая, а прямо перед ним стояла сама смерть в образе грузного мужчины с фигурой начавшего терять форму боксера-тяжеловеса, державшего в вытянутой вперед руке тяжелый заграничный пистолет. Поняв это, он перестал метаться и стал более или менее ровно, выпрямив колени и прислонившись спиной к воротам.
— Чтоб ты сдох, — раздельно сказал он Банкиру и поднял к небу небритое лицо.
Катя снова с трудом сдержала глупый смешок — ее злой гений приобрел сейчас неуловимое, но очень сильное сходство со своим устремленным в заоблачные выси нужником. Право же, несмотря на драматичность момента, это было очень смешно — если вдуматься, конечно. У Кати было достаточно времени на то, чтобы вдуматься и оценить мрачноватый юмор ситуации, непонятный для непосвященных, и она сильно закусила нижнюю губу, чтобы не расхохотаться и не испортить представление.
Чтобы лучше видеть, она привстала на полусогнутых ногах, опершись всей тяжестью тела на обшитую прибитыми внахлест досками стенку нужника, и как можно дальше вытянула шею, выставив из укрытия голову, как подводная лодка выставляет перископ на поверхность враждебного моря. Трухлявая доска, за долгие годы насквозь пропитавшаяся резким и отвратительным запахом человеческих экскрементов, подалась под ее бездумными руками, соскочила с проржавевших гвоздей и с треском отлетела прочь.
Катя потеряла равновесие и с громким шорохом и треском обрушилась в сухой бурьян, не выпустив, однако, рукоятку своих мгновенно ставших бесполезными вил. Она сразу же вскочила, внезапно оказавшись на совершенно открытом месте, по пояс скрытая путаницей стеблей и колючих соцветий, а выше пояса представляющая собой завидную мишень для каждого, у кого могло возникнуть желание попрактиковаться в стрельбе. Желающие нашлись в тот же миг. Банкир резко обернулся с мягкой грацией крупного хищника. Ствол его “беретты” описал в воздухе длинную стремительную дугу, безошибочно найдя новую цель, и Катя на мгновение заглянула в черный бездонный зрачок собственной гибели, когда обрамленный сверкающим срезом металла кружок беременной смертью черноты уставился ей в переносицу.
Кто-то однажды сказал, что время относительно. Для Кати этот миг растянулся на столетия, и внутри этих неисчислимых столетий было навалом времени — его могло хватить буквально на все, и Катя постаралась использовать его с максимальной отдачей. Палец Банкира медленно, как в кино, начал давить на спусковой крючок, а Катя, скрупулезно рассчитав время, расстояние и собственные невеликие силы, размахнулась, с натугой метнув в него запачканные коровьим навозом вилы и едва не вывихнув руку в плечевом суставе, и в тот же миг нырнула в сторону, в бурьян, в крапиву, на податливую, как свежее дерьмо, и так же воняющую землю, и покатилась куда-то влево, ломая сухие трубчатые стебли, слыша, как замедленно и глухо пролаяла страшная банкирова “беретта” — ду-банг! — и пуля с треском влепилась в гнилые доски нужника. Банкир медленно, как в страшном сне, стал опрокидываться назад, беспомощно хватаясь окровавленными руками за торчащие из груди навозные вилы, и она, торжествуя победу, встала на четвереньки в крапиве и уже подтянула под себя правую ногу, чтобы встать, когда увидела и поняла, что не в меру разыгравшееся воображение подвело ее: Банкир был цел и невредим, а дуло “беретты” снова смотрело ей прямо в лоб.
— Вот блин, — сказала Катя.
И раздался выстрел.
Мотоцикл был и вправду слишком мощный и чересчур тяжелый.
Правда, последнее обстоятельство не очень мешало Колокольчикову, который и сам не отличался излишней хрупкостью, но вот на то, чтобы освоиться с непривычной мощью, понадобилось некоторое время. Несколько раз старшему лейтенанту только чудом удалось избежать аварии — каждый раз гуля на незащищенном затылке начинала болезненно пульсировать. Но в конце концов он нашел общий язык с этой сверкающей хромом и черным лаком зверюгой и немного расслабился, а через восемнадцать секунд или около того его остановил, метнувшись со своей полосатой палкой-махалкой прямо под огромное переднее колесо, какой-то недомерок в сером, со сверкающей бляхой гаишника на груди.
Колокольчиков затормозил так, что его развернуло поперек улицы, и горящий алчным рвением мусор едва успел отскочить в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113