Ведь ему было всего лишь шестьдесят лет, и он упорно всех убеждал, что шестьдесят лет — самый расцвет для серьезного мужчины. Правда, ему никто не верил — ни дочь, ни сын, ни даже внук Витя.— Так ты идешь или нет? — повторил старик и заглянул в глаза мальчишке.— Ну ладно уж, дедушка, только недолго.— Тогда давай собирайся. И оденься потеплей, сапоги обязательно, а то промочишь ноги.— Так дождя же нет! — мальчишка взглянул на окно, за стеклом которого голубели сумерки.— Пока нет, так через полчаса может пойти. Все равно трава сырая…— Я сейчас. И ты собирайся.— Я уже собрался, — ответил старик.В комнату сунул длинную черную морду огромный пес. Он тряхнул головой, словно бы приглашая мальчика отправиться на прогулку, а не сидеть дома.— Иду, Томас, так и быть.Мальчик соскочил со стула, подбежал к огромному догу, схватил его за шею и попытался повалить на бок. Пес поддался, нежно зарычал и принялся махать хвостом.— Ну, тише, бандит, — закричал Витя. — Дедушка, дедушка, он на меня опять напал!— Томас ни на кого не нападает, — послышался голос Ильи Андреевича, — наверное, Витя, ты сам к нему пристаешь.— Да не трогал я его! — ответил мальчик, продолжая трепать огромного дога. Тот урчал, но подобные заигрывания со стороны мальчика были ему явно по душе. — Сейчас я на тебя сяду, а ты стой спокойно, — прошептал Витя на ухо псу, забираясь на его спину.Тот стоял, широко расставив лапы, наклонив голову.— Ну вот, класс! А теперь пошел, поехал! Пошел, пошел, Томас!Мальчик сидел верхом на спине дога, вцепившись руками в широкий ошейник, украшенный железными пластинками.— Ты скоро? — послышался из прихожей голос Ильи Андреевича.— Сейчас иду. Уже собираюсь, — Мальчик суетливо принялся одеваться.Пес ходил рядом с ним, время от времени тыча носом ему в грудь.— Отвяжись, Томас! Вымахал огромный как корова, а ума ни на грош. Правильно мама говорит, зря мы тебя кормим.Услышав шутливо-сердитый голос ребенка, огромный дог зарычал, но зарычал тоже не всерьез, а понарошку.И приподняв верхнюю губу, показал огромные желтоватые клыки величиной с палец ребенка.— У, какой ты страшный! — Витя толкнул пса, но тот остался стоять, словно был отлит из бронзы — Хороший, хороший, — прошептал Витя, надевая куртку с капюшоном. Его сапоги были в прихожей. — Пошли, псина. Сейчас набегаешься, наскачешься, придешь мокрый и грязный. А вот мыть я тебя не буду, пусть дед моет. Хорошо?Пес тряхнул головой, будто и в самом деле все понимал — соглашался.— Дед, а ты поводок взял? — спросил Витя.— Да, взял.— Ну вот и хорошо.Витя с резиновыми сапогами в руках забежал в свою комнату и быстро пролистал комикс до самой последней страницы.— Ничего себе! — глядя на последнюю полосу картинок сказал он. — Разве так бывает? А вообще-то бывает, — тут же сам себе бросил он и усевшись на стул, натянул резиновые сапоги, ярко-красные, на толстой рифленой подошве.Дед уже стоял на крыльце. На нем был надет длинный плащ, в одной руке он держал палку, вечную свою спутницу на прогулках, а в другой — нераскуренную трубку, с которой тоже никогда не расставался, разве что на ночь.— Ну что ж, пошли.Огромный дог радостно выскочил на крыльцо и едва не поскользнулся. Но удержался. Затем поднял голову и стал принюхиваться.— Что нюхаешь, Томас, — сказал Илья Андреевич, — пойдем, пойдем. Только дай я поводок пристегну.Пес приблизился к хозяину, покорно подставил шею.Карабин звонко щелкнул, и тогда Илья Андреевич потрепал пса по шелковистой холке.— Ну, вперед — пойдем. Рядом, рядом!Огромный дог был прекрасно выдрессирован и ни на шаг не отходил от хозяина без разрешения. Хотя в общем-то он был своенравным и довольно непокорным, подчинялся по любви. Во всяком случае, дом, если хозяева куда-то отлучались, можно было ему доверить — никто в дверь не войдет.Постукивая когтями по бетонной дорожке, пес помчался в голубые сумерки, его хозяин и Витя направились к калитке.— Куда пойдем, дедушка?— Пойдем сходим подальше, пойдем к берегу. Потому что здесь, на пустыре, бегают коты. А Томас, когда видит кота; начинает сходить с ума. Побежит — не догонишь.Коты — напасть, из-за них он вообще теряет голову.— А чего так, дед?— Как это чего, — удивился дед, — дог — охотничий пес, в нем живы инстинкты.Огромному Томасу было четыре с половиной года.У него уже имелись две медали — серебряная и бронзовая, привезенные с выставки в Калининграде. Илья Андреевич был уверен, что еще через год его Томас завоюет золотую медаль, обязательно завоюет. И когда домашние начинали спорить с Ильей Андреевичем о том, что содержание такого огромного кобеля обходится дорого, дед раздраженно махал рукой.— Я его кормлю за свои деньги. Так что это не ваше дело. К тому же Томас очень хороший и умный пес.И еще, я уверен, он завоюет парочку золотых медалей и о нем обязательно напишут в газетах.Калитка скрипнула — мальчик, мужчина и дог оказались на улице, на старой, еще немецкой веерной брусчатке. Этот поселок с несколько странным названием Янтарный-2 стоял на этом месте уже несколько сот лет.Все дома в нем были добротные, из хорошего кирпича.А многие еще сохраняли на крышах красную черепицу.Война этого поселка, носившего до сорок пятого года немецкое название, даже не коснулась. Взрывы отгремели рядом с ним, хотя по брусчатке туда и назад, не один раз, лязгая гусеницами, скрежеща и ревя двигателями проносились танки. Но брусчатка, как и поселок, приобретший новое название — Янтарный, выстояли. Он находился в двенадцати километрах от Калининграда. Местные жители, правда, Калининград по старинке называли Кенигсбергом или по-простому Кенигом. Поселок был небольшой — сто сорок пять домов, новых не строили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17