— А я красивая? — поинтересовалась Сутолокина. — Верно?
— Ужас! — подтвердил Владимир Николасвич. — Мерилин… ик! Марло…
— Пойдем гулять?! — предложила Сутолокина.
— Обязательно! И будем петь!
— Точно! — Сутолокина вскочила на ноги и притопнула, словно бы собралась сплясать. — А что петь будем?
— Про меня, — объявил «Вовочка», — про бухгалтера!
— А ты бухгалтер?! — в диком, хотя и немотивированном восторге завопила Сутолокина. — Я только слов не знаю.
— Ни хрена! — погрозил кому-то пальцем Пузаков. — Все путем!
— Запевай, — потребовала Сутолокина и совершенно неожиданно произнесла несколько слов, которые часто слышала от прорабов, но никогда сама не употребляла. Впрочем, Пузаков на счет своей матушки их, разумеется, не принял, а потому только заржал.
— «Мне надоело петь про эту заграницу, надену валенки да красное пальто…» — заверещал Владимир Николасвич таким похабным голосом, что даже его собственная супруга, находившаяся всего метрах в двухстах от лавочки, не узнала его тембра.
Когда Пузаков допел куплет, Сутолокина визгливо поддержала:
— «Бухгалтер, милый мой бухгалтер! Вот он какой, такой простой…»
Это был чудовищный дуэт. Обнявшись, парочка двинулась по трассе терренкура, шатаясь из стороны в сторону. Подслеповатой Сутолокиной новый кавалер казался настолько обаятельным, что она была от него без ума. Не допев песню, они начали очень неуклюже целоваться, причем вся раскраска губ и бровей Сутолокиной постепенно переходила на взмокшую физиономию бухгалтера. На сто первом метре они сошли с трассы и, беспричинно хихикая, углубились в чащу кустов, туда, где днем рэкетиры били Бубуева. Там, хохоча и вереща, Сутолокина грохнулась навзничь, а Пузаков, забыв и о жене, и о Кирюше, придавил Александру Кузьминичну к корням…
Тютюка ликовал: Сутолокина набрала минус семьдесят пять, Пузаков — минус семьдесят, и это, по-видимому, еще не предел…
УТРЕННИЕ ДЕЛА
Котов проснулся в пять утра. Он увидел разметавшуюся рядом Валю Бубуеву и с удивлением отметил, что ему не хочется сразу же убегать от нее. Не было ни похмелья — хотя и с чего бы его ожидать? — ни раскаяния, ни стыда. Хотя Валя действительно была толстовата, и личико у нее было не слишком свежее, но все же она казалась Котову милой и приятной. Котов пошевелился, и чутко спавшая Валя проснулась.
— Владик… — Она приоткрыла глаза и потянулась к нему…
Примерно через полчаса они, выскользнув из общежития, шли по тропинке в глубь леса, туда, где тек святой ручей. У Вали в сердце цвел целый букет радостей, подаренный Котовым. Не верилось, что все это было с ней, а не с кем-то еще, и лишь ощущая руку Котова, лежащую на ее талии, она убеждалась — нет, это был не предутренний сон, а самая натуральная явь.
Котов не понимал, зачем ведет Валю к ручью. Только знал — нужно, и все. Он не мог иначе.
— Как тут хорошо! — прошептала Валя. — Когда ж ты этот ручей нашел?
— Вчера, — ответил Котов. — А ты разве не знала о нем?
— Не-а… — Вале стало стыдно. Все хвалилась, что местная, а про ручей не знала.
— Надо окунуться, — сказал Владислав.
— Ой, что ты, холодно ведь… — заупрямилась Валя, но противиться Котову не могла. Он заставил ее раздеться и, взяв за руку, подвел к бочажку, в котором вчера искупался.
Плюх! Вода ожгла их очищающим холодом. Валя тихонько взвизгнула, Котов крякнул. Конечно, вылезли они очень быстро, но вода уже совершила свое благое дело.
— Как будто второй раз родилась, — заметила Валя, — теперь каждое утро здесь купаться буду. А то в озере вода до того прогрелась, что даже с утра теплая.
— Да, — кивнул Владислав, — вода тут просто необыкновенная… То ли в ней что-то растворено особенное, то ли…
— Радиация? — встревоженно произнесла Валя.
— Да нет, что-то хорошее.
— А мне сейчас надо в ваш корпус прибираться идти… — вздохнула Валя. — Я ведь на работе, а ты счастливенький, отдыхающий.
— Помочь тебе? — вызвался Владислав. — Мне ведь все равно, чем заниматься. Особых развлечений у вас нет, можно и полы помыть…
— Ой, нет! — замахала руками Валя. — Что ты, что ты, срам какой! Чтоб мужик за меня полы мыл! Иди купайся, загорай, гуляй по лесу. Ты в городе наработался.
До корпуса они дошли вместе. Валя пошла наверх, возиться с тряпками и швабрами, а Котов отправился на зарядку. Когда он пробегал по трассе терренкура, то совершенно неожиданно увидел на лавочке понурого бухгалтера Пузакова и Сутолокину, пытавшуюся запахнуть халат, на котором не осталось ни одной пуговицы. «Вот оно что!» — смекнул Котов. Он вспомнил, как принял за гипотетического любовника Сутолокиной мужчину, похожего на полковника. Теперь все оказалось проще. Он легко пронесся мимо, ничуть не расстроившись из-за сделанного открытия.
Между тем Владимир Николасвич и Александра Кузьминична находились в самом плачевном состоянии. Только сейчас до них стало доходить, насколько омерзительны были их вчерашние поступки. Это даже несколько снизило их отрицательный потенциал, поскольку оба некоторым образом каялись. Однако винить были склонны не себя, а кого-то иного. Сутолокина в душе проклинала Бубуева и Пузакова, Пузаков — Сутолокину и ее бутылку, а также собственную супругу, которая отправила его спасать Сутолокину. Он не знал, что Марина Ивановна полночи проревела, ругая себя последними словами, и не побежала разыскивать мужа лишь потому, что боялась оставить Кирюшу. Однако, когда рассвело, Пузакова выбежала из корпуса и бросилась искать бренные останки своего супруга, так как была убеждена, что ее Вовочка пал смертью храбрых, столкнувшись ночью с какими-то злодеями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96