Эта задержка имела смысл – по сути, он ее ожидал. Контрольная служба полетов закрыла все прилеты и вылеты из международного аэропорта Атлантик-Сити на тридцать минут, чтобы национальные гвардейцы-летчики из Нью-Джерси могли совершить этот мемориальный полет, так что по справедливости всем гражданским самолетам следовало дать улететь.
– Вас понял, А-Сити, – радировал в ответ Винсенти. – “Дьявол ноль три” отключается от полета по приборам, просит разрешения лететь по радару, назначение – международный аэропорт Атлантик-Сити по кольцевому маршруту Белтуэй, с залетом как можно дальше.
– Вас понял, “ноль три”, оставайтесь в этой системе опознавания и на этой частоте, придерживайтесь правил визуального полета на маршруте Белтуэй, ваша просьба о залете за пределы учтена.
– “Ноль три”, вас понял.
Теперь появилось гораздо больше ограничений, чем тогда, когда Винсенти летал на F-4E из аэропорта Атлантик-Сити (миллион лет назад), но и сейчас полетать не так уж плохо, подумал он, по крайней мере в сумерках, особенно если включены огни. Он знал, что внешняя иллюминация большинства исторических зданий и памятников в Вашингтоне на время чрезвычайного положения, вызванного действиями группы террористов Казье, была отключена; не было сделано никаких заявлений, однако ходили слухи, будто президент собирался распорядиться, чтобы в Национальном парке это ограничение отменили. Винсенти повезло уже в том, что он вообще летел, не говоря уже о том, что он совершал мемориальный полет в составе соединения национальной противовоздушной обороны. Мало кто хочет летать в строе с “пропавшим”, все считают, что лететь близким строем в память о товарище-пилоте, который... ну, совершил ошибку, – значит, искушать судьбу. Разбиться и сгореть в бою – это одно дело, а возбудиться и случайно сбить неопознанный гражданский самолет, а потом кончить жизнь самоубийством – совсем другое, и это не так-то просто. Все жалели Хамфри и его семью, но ни один из сослуживцев не хотел, чтобы и с ним, не дай бог, произошло то же самое. Так уж устроены летчики-истребители.
Разумеется, то, что Хамфри сбил “лирджет”, а потом и сам разбился, никто не назвал самоубийством или сумасшествием, во всяком случае в ВВС или в Белом доме. Прикрываясь фразой: “Ведется расследование, пока я никак не могу это прокомментировать”, Хардкасл и Винсенти растолковали прессе, какую ошибку совершила телевизионная группа, нарушив закон, только не сказали, что те заслуживали расстрела. Несколько завуалированных намеков на отказ механического или электронного оборудования на борту F-16 из-за постоянных полетов во время чрезвычайного положения, другие намеки на неправильную “переключаемость” вперемежку с прочими комментариями вроде “а если бы это оказался Казье, международный аэропорт Атлантик-Сити был бы сейчас дымящейся ямой” сделали свое дело. С прессой нужно было работать умеючи. Больше чем другие военные, Хардкасл, в прошлом командир одной из самых непоследовательных военизированных организаций в американской истории – Хаммерхед, понимал, что важно не сообщать прессе факты, а отмеривать информацию по крохам, давая репортерам возможность делать собственные выводы, но так, чтобы потом как бы случайно оказалось, что они совпадают с вашими. Это не всегда срабатывало, но способ был весьма действенным.
Хамфри оказался жертвой обстоятельств. Да, он чокнулся. На военных реактивных самолетах не было магнитофонов для записи голосов из кабины или полетных данных, так что до самого последнего сообщения с борта оставалось лишь гадать, что случилось. Хардкасл нередко прибегал к обычным дурачествам, чтобы объяснить отказы в работе дорогостоящего военного оборудования. Во время перехвата Хамфри задумал заснять “лирджет” своей пистолетной камерой. Он увидел, как поток света попал на заслонку над кабиной его ведущего, увидел, что тот на мгновение потерял управление машиной, решил, что это нападение, и выпустил ракету. При чрезвычайном положении подобная реакция была вполне понятна. Разумеется, объяснял Хардкасл, смерть членов телегруппы “Шепоток” достойна сожаления, но ее, вероятно, можно было бы избежать, если бы команда с телевидения и экипаж “лирджета” следовали закону и не лезли в поисках сенсаций куда не следует. Казалось, хоть раз вина будет возложена на того, на кого следует.
Однако, будучи в Атлантик-Сити, а не в Вашингтоне, Винсенти на самом деле всего лишь пытался оттянуть неизбежное – пристрастный допрос, который в этот самый момент учиняла Хардкаслу и Харли в Вашингтоне судья Лэйни Уилкс. Следующим на очереди был Винсенти. Эти длящиеся с утра и до поздней ночи заседания были на девять десятых возмездием и карой и лишь на одну десятую желанием получить сведения. Уилкс утверждала, что имеются горы информации, способные убедить кого угодно, в том числе и президента Соединенных Штатов, что мотоциклист, убитый экипажем V-22, и был Анри Казье. Видеозапись одного из двух мотоциклистов, которым удалось бежать, сделанная с третьего V-22, была неубедительной. Изображение получилось расплывчатое, пытаться опознать по нему человека не имело смысла. Однако, по мнению Винсенти, любой из двух удравших мог быть Анри Казье. Уилкс и другие чиновники министерства юстиции не соглашались с этим утверждением. Для Эла Винсенти все это было не более чем умные догадки и рассуждения – и, разумеется, политика. Чем дольше в воздухе чрезвычайное положение, тем больше нервничала общественность. А президенту нужно было как можно скорее покончить с этим чрезвычайным положением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164