Обычно все начиналось с телефонного звонка в сарай, где у нас стояли лодки.
- Братья Янг? Привет! Билл здесь? Акулий Билл? Скажите ему, что тут в гостинице собралась компания. Хотят поохотиться на акул.
После этого я обычно звонил в Общество охраны животных и предлагал избавить их от какой-нибудь обреченной на смерть старой клячи.
И вот начинается охота. Несчастную клячу ведут в конец пристани и освобождают от земных страданий. Затем, привязав к ней крепкую веревку, сталкивают в воду. Из гостиницы прибывают "охотники" и усаживаются в моторку, с беспокойством глядя на матроса, который точит на оселке гарпун.
Когда мы выходим из гавани, лошади вспарывают брюхо. Вода окрашивается свежей кровью. Мы останавливаемся. "Охотники" застыли, не зная, что будет дальше. Мы предупреждаем их, чтобы они не шумели. Они сидят, не раскрывая рта. Слышен лишь плеск волн, бьющих о борта лодки. Море спокойно, только труп лошади пляшет на волнах.
Далеко-далеко я вижу в воде тень, которая движется зигзагами вперед и верх, и черный плавник, рассекающий воду. Вот уже плавник показался над водой. Он описывает около лошади круг, второй. Впереди плавника из воды показывается голова, видны холодные, ничего не выражающие глаза. Это глаза акулы.
Неожиданно она исчезает. Нет плавника. Нет тени. Море пустынно. Только мертвая лошадь колышется вверх и вниз, покорно ожидая своей участи.
Минут через двадцать акула возвращается. Но теперь она не одна - с ней еще четыре или пять акул. Они снуют взад и вперед, все суживая и суживая круги. Иногда та или иная даже тычет в лошадь носом. Но они еще колеблются, еще выжидают.
Если бы это была белая лошадь, они бы давным-давно напали на нее. Но гнедая лошадь не так быстро пробуждает у акул аппетит.
Внезапно они налетают! Одна отхватывает огромный кусок мяса с шеи лошади, за своей долей кидается другая, затем третья. Вода бурлит от голодных акул, купающихся в крови своей жертвы. Там, где только что был виден силуэт лошади, начинает просвечивать белый скелет. Медленно, но неуклонно я подтягиваю его веревкой ближе к лодке, не видя лодки и "охотников", раскрывших от ужаса рты, акулы следуют за лошадью, продолжая рвать от нее куски.
Я передаю веревку кому-нибудь из матросов и переключаю внимание на "охотников".
- Нате, - говорю я одному из них, протягивая ему гарпун, - держите вот здесь. И бейте самую большую. Старайтесь попасть в верные щели. Да не упадите в воду.
"Охотник" одной рукой берет гарпун, другой изо всех сил цепляется в борт лодки. Он дрожит всем телом, кажется, еще минута - и его вывернет наизнанку. Его выпученные глаза прикованы к кипящей воде. Кровавое пиршество настолько близко, что нас то и дело окатывает розовыми брызгами.
- Порядок! - кричу я ему. - Бейте ту, большую. Ту, что сейчас кусает.
"Охотник" еще сильнее бледнеет и... окаменевает.
- Лучше... лучше вы, капитан, - говорит он прерывающимся голосом. - Я не думаю, что... Я боюсь промахнуться...
Я беру гарпун и с силой бросаю его. Он попадает туда, куда я метил, - в голову самой большой акулы. Немедленно она изрыгает все, что съела. Это тут же пожирается другими акулами. Такая же участь ожидает и ее саму, поэтому, ударив несколько раз по воде хвостом, она идет на глубину.
Через пять минут лодка, влекомая раненой акулой, оставляет далеко позади кровавую оргию. Проходит еще пять минут. Акула по-прежнему тянет. "Охотники" начинают тревожиться. Когда же конец, думают они.
Я кладу руку на веревку. Она то и дело дергается - сигнал того, что акула поворачивается вокруг своей оси - и сама себе роет могилу: стараясь освободиться, она лишь наматывает на себя веревку.
Я начинаю выбирать, натягивая веревку до предела. Сажень за саженью она выходит из воды. Наконец появляется четырехметровая акула, побежденная, но не покорившаяся. Челюсти ее все еще щелкают, глаза яростно сверкают.
Мы подтягиваем ее к борту лодки и быстро продеваем через пасть огромный крючок. Теперь ей некуда податься, но она все еще бьется, обдавая нас брызгами. Мы обвязываем ей вокруг хвоста веревку и закрепляем ее на корме. Сильный удар по голове приканчивает акулу. Мы вытаскиваем гарпун и крюк и, приторочив свою первую добычу к поясу - я хочу сказать - к корме моторки, - отправляемся за ее товарками!
Они все еще раздирают труп лошади, вернее, то, что от него осталось.
Мы снова кидаем гарпун. На этот раз дело обходится без битвы: гарпун попал в жаберную щель - жизненно важный орган. Мы быстро подводим акулу к борту и тем же способом отправляем на тот свет.
Мы возвращаемся домой, ведя свои трофеи на буксире. Когда мы приближаемся к пристани, "охотники" принимают беспечный вид. Один из них небрежно вытирает кровь с гарпуна. Они стараются быть скромными. Но, когда выходят из лодки, невольно выпячивают грудь. В конце концов, они убили целых две акулы! Разве не так?
Так оно и шло день за днем. Мы убивали акул и, за исключением китайских купцов, которые словно из-под земли появлялись на пристани, когда мы приводили акул, и отрубали у них плавники для плавникового супа, никто, казалось, не мог найти для акул хоть какое-нибудь применение. Я по природе бережливый человек, мне было неприятно, что столько добра пропадает даром. Неужели нельзя никак использовать акул? У них такая прочная кожа! А их огромная печень! Не окажется ли их печеночный жир таким же ценным для медицины, как жир из печени трески?
Никто на островах не мог мне на это ответить. Люди много болтали об акулах, но мало кто хоть что-нибудь знал о них.
Помню, как-то я поймал самку тигровой акулы, которая вот-вот должна была родить. Я поместил ее и детенышей - их было сорок две штуки - в обложенное льдом корыто и выставил всю семейку на обозрение на ярмарке в Вайкики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60