Узнав о возможности заработать, Собчаки тут же решили разговор перенести на следующий день в более деловую и конкретную обстановку, где состоялось распределение ролей будущих компаньонов. «Патрон» с женой по разработанному планчику взяли на себя подбор и завладение какой-нибудь, желательно близкопригородной (подальше от глаз или еще чего) ленинградской больничкой с минимальным числом коек, ибо нужна была лишь сама вывеска с декорацией, но не больные. А английский «подельник» брался устроить шквал публикаций в западной прессе о хвалебном начинании жены Собчака и ожидающими ее проблемами на этом благородном поприще, связанными в основном с отсутствием в таком «тоталитарном государстве», как «коммунистический Союз», даже самых примитивных наркотиков для утоления боли страждущих. После этих подготовительных мероприятий жена «патрона» должна будет повсюду, на разных встречах, не сдерживая и так обильную, чисто болезненную, слезливость своих глаз, гнусавя и корча подбородок в куриную гузку, плаксиво разглагольствовать о муках умирающих, к примеру, от рака, лишенных в этой жуткой стране (СССР) всех болеутоляющих средств, а также ядов, если кому-то из них уже невмочь терпеть. В завершении подобного «выступления» ей также предписывалось сразу заручиться конкретным желанием присутствующих прислать требуемые наркотики в ранге гуманитарной помощи, а потому безвозмездно. Данный список желающих поставщиков в дальнейшем нужно переправить британскому партнеру, который обязан будет позаботиться о получении и реализации наркотиков и ядов. В общем, план был небольшой, но дерзновенный, в исполнение которого я напрочь не верил. Трудно себе представить, что в итоге не найдется хоть один честный служака, способный проанализировать поступившую информацию о выпрошенных собчачьей женой, полученных и использованных наркотиках для пары десятков больных. Но так думал я, а «хоспис» возник и существует, бесспорно принося болеутоление небольшому числу, прикрываясь которым можно творить невообразимое.
Многочисленные враги нашего народа, узрев эти шалости в собчачьей биографии, все равно похвалят его за активную, разворотливую вредоносность, но простой и честный соотечественник, узнав об этом, может в сердцах одарить Собчака званием «законченного подонка».
Если будет суд над Собчаком, в чем я не сомневаюсь, полагаю, следует включить в общий объем нанесенного им ущерба даже эти несколько сотен тысяч долларов за заправку самолетов его компаньонов, не говоря уж о наркотиках.
Это было время, когда маховик разрушений еще только начинал раскручиваться, и толпы людей купались в упоении от самих ожиданий грядущих перемен. В начале затеянной Собчаком катавасии он являл собой не более чем изумительный ораторский инструмент: певуче игривый и велеречивый, по-балаганному беспечный и трагически-серьезный, порой бросавший в дрожь министров и прокатывающийся раскатами эха даже по дальним закоулкам нашей страны. Он всюду симулировал боязнь катастроф, но, как стало ясно теперь, страстно их желал.
Был ловок в своем неистовстве и расчетлив в порывах, поэтому не ссорился с властью, а с подхихикиванием покусывал ее. Публично выступал не с программными речами, а только «кстати», сводя на нет своей чудовищной посредственностью все низкое и все высокое, оставляя на виду лишь себя самого, что вместе с приобретенной им к тому времени парой-тройкой костюмов придавало ему этакое дипломатическое достоинство представителя заносчивого посольства некой страны в стране.
Влекомый модой, взяв у меня урок, как правильно креститься, но порой путая правую сторону с левой, «патрон» зачастил в церковь, с трудом усвоив по каким-то ведомым только ему, чисто внешним признакам различие между, скажем, католическим костелом и православным храмом. Не исключаю, что, когда он наконец узнает, как всегда мимоходом, о смерти Иисуса Христа, распятого ради спасения человечества, то сильно будет обескуражен, ибо не сможет понять причину такого, абсолютно чуждого ему бескорыстия.
Мне же Собчак тогда казался добрым, гуманным элегантным ученым, этаким великосветским говоруном, умевшим находить аристократические начала даже в необходимости поиска пропитания возле помоек им же обездоленных и обреченных на это занятие людей. Однако, как выяснилось позже, он не представлял себе иных радостей, кроме бурного и скорейшего разрушения его же вскормившей страны, печалясь и досадуя лишь от сознания несокрушимости консервативного духа и невозможности быстрой возмутимости спокойствия народа, несмотря на прицельную лавину бед, обрушенную на людей подобными ему «демократизаторами». В связи с ежедневно ухудшающимся продовольственным положением в городе, Собчак всерьез начинал рекомендовать всем жителям переходить на самодобычу пропитания в собственных огородах, публично разглагольствуя без тени улыбки о желаемом наступлении такого «прекрасного, деклассированного времени», когда свиньи с кроликами станут повсеместно жить на балконах и лоджиях городских квартир вперемешку с собаками и избирателями. Как ни странно, но от этих речей многие кандидаты во владельцы обещанных им участков пригородных земель застывали вокруг него в избытке почтительности, мечтая лишь прикоснуться и облобызать собчачью длань. Покорность людей, внимающих с влюбленными глазами, распаляла его еще больше, и он начинал высказывать столь необычную даже для него пылкость обещаний, что слушатели уже не могли верить свидетельству собственных чувств, стремительно переносясь во власть бредовых грез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158