Однако никто из погружающихся в пучину всеобщей нищеты, великолепно организованной Собчаком, этого почему-то не хотел замечать.
Слава быстро разрушала Собчака. Недалекий ум оголял врожденное высокомерие, подавленное с детства всеобщим пренебрежением, а также проявлял постоянную склонность к измене и вороватую внутреннюю пустоту, поэтому резкость его поведения становилась привычной. Само же управление городом в состоянии не проходящей запальчивости и раздражительности, но без заранее обдуманных намерений, естественно, вело к окончательному упадку хозяйства.
Чем бы Собчак ни занимался, кроме своих личных дел, все являло собой сплошную суету. Семена его телевизионных посевов не всходили, призывы не подхватывались, от этого он стал орать на людей и ненавидеть любого, не желавшего за него работать и спасать то, что он уничтожает.
Признавая власть как источник права, он культивировал политику без этики, гласность без честности, суд без справедливости, государственный строй без заботы о человеке, требуя себе диктаторства над городом, чтобы бесконтрольно разрушать его. Для этого, выскочив из-под обломков «перестройки» волею обманутого им большинства, он с тщеславием провинциала уже бесплатно назвался мэром ( званием, не слыханным в России.
Бесспорно, Ленинграду нужна голова, но безупречно честная и уважаемая. Желательно городу помнить своего лидера еще босоногим мальчишкой, дабы он рос и изменялся вместе с родными районами и чтобы любой дом или улица вызывали отклик в его благодарной душе. В этом смысле пришлый из-под Ташкента Собчак ( грандиозная ошибка, рассчитываться за которую придется всем. Насколько я смог его близко разглядеть, по натуре он не созидатель, а мститель. Получив из рук избирателей безграничные права, до этого всю жизнь влача, как он считал, жалкое существование, Собчак принялся мстить всем за то, что более пятидесяти своих лет вынужден был заискивать перед сильными мира сего, чтобы выжить. И еще за многое другое, известное, пожалуй, лишь ему одному, а не жителям переименованного им несчастного города, также ставшего объектом его мщения и потому разграбленного дотла.
Истины ради, следует отметить: в повальной смене вывесок и названий была также обыкновенная бессмыслица, как, например, с переименованием школ.
Как-то при встрече с остатками работников разгромленных РОНО Собчак на вопрос собравшихся «Как жить дальше?» тут же нашел выход, заявив, что школы следует поскорее переименовать, и тогда будет все в полном порядке. С пафосом белого миссионера, попавшего в стан идолопоклонников в верховьях реки Амазонки, он стал втолковывать «заблудшим», что название «лицей» не только украсит обветшавшие фасады городских школ, но и враз решит все проблемы народного образования. Пока «патрон» нес всю эту чушь, я разглядывал внимавших ему. Видимо, сама профессия учителя воспитывает внешнее спокойствие при восприятии проявлений любой формы идиотизма, будь то со стороны ученика начальных классов или доктора юридических наук, однако глаза педагогам все равно приходилось прятать. Ведь каждому из них было предельно ясно: между лицеем и школой разница вовсе не в названии, а в сути. Даже с запыленными ветром перемен глазами нельзя не увидеть: за вывеской приглянувшегося нынче всем слова «лицей» раньше была сокрыта не столько форма одежды с фуражками и белыми перчатками, но, прежде всего, сами лицеисты с генофондом горчаковых, пущиных и прочих пушкиных, попавшие в руки не просто педагогов, а энциклопедически образованных просветителей.
В связи с этим вспоминается залет в наш город группы конгрессменов из США. Это было несколько сильно пожилых евреев, с которыми Собчак провел почти целый день, млея от оказанной ему чести. Он тогда еще был беден и поэтому не горд.
Вечером, когда мы собирались домой, он мне заявил, что нужно срочно найти хорошее здание в центре города и организовать там еврейскую школу-лицей. Причем адрес этого будущего лицея желательно сообщить ему уже завтра, до отлета конгрессменов.
Видя мое удивление, «патрон» пояснил, что, если политика с представителями этой пикантной национальности, под контролем которой в Америке находится основной капитал, будет неблагоприятной, то привлечение в наш город иностранных инвесторов станет невозможным.
Я еще больше удивился, объяснив, что открытие на первых порах лицея лишь для еврейских детей, который американские дедушки обязались тут же оснастить по последнему слову академической техники, на фоне остального запустения и развала ( это лучший способ организации еврейских погромов в самом близком будущем, особенно при стремительном ухудшении общей экономической ситуации. А если же «патрон» к этим погромам стремится, то тогда он, безусловно, на правильном пути, но в этом случае запрограммированное привлечение в город еврейских капиталов из США не состоится. Такая «благотворительность» приведет к обратному результату плюс полному непониманию у ленинградцев радения «патрона» о процветании образования отдельно взятой, причем малочисленной национальной группки в нашем городе.
Собчак посмотрел на меня как-то нехорошо, но смолчал. Я тоже. На следующий день ему был сообщен адрес возможного размещения этого лицея: набережная Мойки, 114.
Уже будучи в США, я узнал, что очарованные такой оперативностью конгрессмены сделали радение «патрона» о еврейских детях далеко не бескорыстным. Подробнее об этом ( дальше.
Средь бестолковья каждодневного суетливого мелкотемья Собчаку требовалось с колокольных трибун указать мятущимся депутатам всенародную цель, достижение которой враз всех осчастливит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158