Пылко убеждая всех в необходимости скорейшего создания «правового социума», Собчак не предусматривал в нем никому никаких прав, одновременно не желая понимать, что механизм новой власти за несколько месяцев не создать, а тем более не заменить собственной талантливостью. Он упорно давал всем смекнуть, что именно по нему изголодалась История, при этом сам мистически уверовав в свою безграничную значимость. Один хотел учить всех. Но в его бессистемных построениях бывали очевидные провалы, которые грубо искажали и так отсутствующий смысл. А то, что им упорно декларировалось, было ему явно не по силам. Выступая перед депутатами, Собчак оставался профессором, излагавшим, как он считал, единственно верную точку зрения, которой, к собственному нескрываемому сожалению, вынужден был делиться со всяким присутствующим тут сбродом, по своей нерадивости не понимающим, что Собчак для них ( истина в первой и последней инстанциях. Ведомый в своих публичных разглагольствованиях, как правило, больше интуицией, «патрон» часто обнаруживал полное бессилие там, где требовался минимальный запас знаний по обсуждаемой им с апломбом теме. Но это все равно не мешало ему неуклюже вламываться в области деятельности даже осведомленных слушателей и пытаться водить их вокруг своего пальца в направлении собственных желаний.
В общем, после подобных выступлений, как правило, было два аплодисмента (мой и Павлова), а возмущение ( всеобщее.
На заре «демократии» многих журналистов города пошатывало от где-то подхваченного бредового вируса, помутившего сознание идеей собственной независимости и значимости. Поэтому первое время бывало, что газеты давали кой-какие отрицательные оценки деятельности «патрона» без умильно-слезливой демонстрации верноподданнических чувств.
Однажды газета «Смена» резковато пожурила Собчака, насмехаясь над его очередным ораторским «па» в сторону уже ничему не удивлявшихся депутатов, когда «патрон», выступая с миной человека, съевшего изрядную дозу стрихнина, брезгливо пожалел их с трибуны за несвежесть нардеповских мозгов. Прочтя это, Собчак разбушевался изрядно и в запальчивости потребовал почему-то у меня принять надлежащие меры к ликвидации этой, как он выразился, «газетки с не выветренным подкомсомольским запахом», сделав и мне упрек (!) в «попустительстве и расхлябанности». Когда он остыл, я вкрадчиво попытался уговорить его не нападать на «Смену». Рассудил, что делать этого не следует, так как в эпоху «грандиозного передела» все из страха сами пытаются сбиться в какие-то кучи, желая стать частицей единого целого, чтобы не встречать «розу ветров» в одиночку. Поэтому будет совсем неплохо постепенно превратить эту газету, как раньше писали, в «орган», и на радость, к примеру, быстрорастущему отряду городских проституток со всеми характерными чертами, присущими королевам упругих ягодиц. В общем-то, так и вышло. И даже не постепенно, а довольно быстро. «Смена», испытав только первые организационные трудности с бумагой и другими канцпринадлежностями, тут же оптом предложила перья своих журналистов «патрону» в услужение.
Некоторое время спустя, видимо, вдоволь наглядевшись на публичную демонстрацию «Сменой» разных поз из арсенала древнейшей профессии, многие другие корреспонденты стали в творческой истоме торопиться наперебой продавать по дешевке свою писучесть. Таким образом, от скоротечного поветрия «независимости» основной состав кадровых ленинградских газет выздоровел довольно быстро.
Идея замены советского флага на триколор, мне кажется, бессовестно украдена у депутата Скойбеды, который первым в России украсил спинку переднего кресла в зале заседаний Ленсовета флажком этой расцветки. Каково же было изумление Собчака, когда на одной из сессий он увидел свесившийся с балкона огромный трехцветный скойбедовский дубликат. Его в руках держал все тот же «антисоветчик» Саша Богданов ( пламенный певец агрессивной оппозиции к любой власти, к тому же, как поговаривали, гомосексуалист. Он состоял то ли владельцем, то ли редактором малотиражной газеты, которую сам же и распространял с рук у Гостиного двора, являя этим в прошлом форменное наказание для идеологов обкома партии, за что бывал не раз ими «прессован». Вероятно, числя себя маргинальным ребенком диссидентства, Саша очень обижался на тех, кто его красивейшие антисоветские дебоши упорно квалифицировал как мелкое хулиганство.
«Патрон», мгновенно очухавшись, вцепился руками в микрофон и потребовал у Богданова убраться вместе с флагом восвояси. Многие депутаты, которые, видимо, знали о приготовлениях к этому показательному выступлению, стали сильно кричать, что ни флаг, ни знаменосец не мешают им работать. Тогда Собчак произнес эмоционально прекрасный спич о запрете развешивать в зале Ленсовета символику, не установленную официальным регламентом, иначе, мол, можно быстро докатиться и до фашистского флага. При этом «патрон» прозрачно намекнул: последний раз в нашей истории стяг подобной расцветки, что держал в руках Богданов, был использован армией генерала Власова ( предателя, сражавшегося, как известно, на стороне гитлеровцев.
В зале поднялся невообразимый шум. Телекамеры забыли отключить, и оператор Боря Кипнис, вскоре после этого эмигрировавший на свою историческую родину, с удовольствием транслировал на всю нашу страну детали этой постановки. Запахло скандалом. Зрители, надо думать, по-настоящему заинтересованно припали к экранам своих телевизоров. «Патрон» потребовал у милиции очистить от флага балкон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158