Он никогда
не видел их вне клеток; может быть, они были навеки заперты в подвалах.
То, что он сам оказался среди них, заставляло его теряться в догадках
относительно того, всех ли чужестранцев ожидал в Тегинском монастыре
подобный прием и было ли это простой мерой предосторожности, направленной
против возможного проникновения извне какой-либо скверны. А гости здесь
действительно не были редкостью. Люгер убедился в этом, наблюдая с высоких
стен аббатства за каретами, подъезжавшими к подножью скал со стороны
Фирдана под покровом сгущавшейся темноты. Довольно часто он встречал на
монастырском подворье людей, явно не здешних и не имевших духовного
звания. Иногда ему казалось, что плотные темные плащи с капюшонами
скрывают даже хрупкие женские фигуры, но у него не было случая убедиться в
этом. Одним словом, монастырь вовсе не был обителью бежавших из суетного
мира и искавших благочестивого покоя, напротив, - судя по всему, здесь
были собраны нити многих событий, происходивших в различных частях
обитаемого мира, и чьи-то изощренные умы умело руководили исполнителями,
удаленными, может быть, на тысячи лиг от аббатства. Но в чем заключалась
их миссия? Была ли деятельность, внешнюю сторону которой наблюдал
Стервятник, последними судорогами агонизирующей организации, пытавшейся
защитить себя от могущественного восточного врага, или же проявлением
торжествующей силы, не имевшей равных себе в западных королевствах?
Подобные вопросы, если они и возникали, Люгер немедленно отметал, как
преждевременные. Масштаб его поисков был совершенно другим. Он пришел
сюда, как тайный посланник черных магов из мира, неизвестного ему самому,
и его единственной целью было найти и обменять древний талисман на жизнь
женщины, спавшей среди призраков и оборотней в далеком подземелье Земмура.
...Однажды утром в его келье появился высокий тощий монах, в манерах
которого уже ощущалась определенная властность. Стервятнику снова пришлось
объяснять, зачем он появился в монастыре. На жестком костлявом лице
монаха, хранившем следы излишеств, имевших место в молодости, не
отражалось никаких чувств. Он остался так же равнодушен к той
настойчивости, с которой Люгер отказывался назвать настоящую причину,
побудившую его искать встречи с генералом ордена. Монах заметил только,
как бы между прочим, что признание могло бы быть получено и менее
гуманными способами, чем дружеская беседа. Беседа была далеко не дружеской
и все же Слоту удалось вырвать у монаха обещание доложить о человеке по
фамилии Люгер, что должно было многое сказать Алфиосу. Но прежде тощий
монах устроил ему встречу с аббатом Кравиусом и Стервятник с каким-то
тоскливым предчувствием понял, что ни его новый знакомый, ни сам Кравиус
не являются членами ордена.

Аббат принял его в собственном доме, обстановку которого трудно было
назвать монашеской. Но Кравиус и не давал обетов, обязательных для
нищенствующих орденов, и мог позволить себе некоторые излишества. Обилие
смазливых послушников, прислуживавших в доме, наводило на подозрение, что
настоятелю были не чужды и некоторые противоестественные наклонности.
Люгер заранее проникся к местному пастырю глубокой антипатией и
предчувствия не обманули его.
Кравиус оказался жирным типом, толщину которого была не в силах
скрыть даже просторная ряса, богато расшитая золотыми нитями. Обвисшие
щеки покоились на воротнике, а обрюзгшее лицо было покрыто хорошо заметным
слоем пудры. Пот обильно стекал с висков настоятеля, оставляя на щеках
серые дорожки.
Но все это Люгер заметил позже. В первое мгновение ему показались
особенно странными глаза аббата, принимавшего гостя в библиотеке. Кравиус
смотрел на него из тени, расплывшись в обширном кресле, в котором могли бы
поместиться два худых человека. Стервятник встретил взгляд его тусклых
безжизненных глаз, лишенных белков, и испытал нечто вроде шока.
- Подойди ближе, сын мой, - проговорил настоятель чересчур сладким
голосом, в котором звучала нескрываемая фальшь. Люгер остановился в трех
шагах от кресла и в этот момент глаза Кравиуса внезапно изменились,
вспыхнув резким отраженным светом. Метаморфоза поражала в первое
мгновение, затем Слот обнаружил разгадку: зрачки и ресницы, которые он
видел до этого, были со всей тщательностью и в мельчайших подробностях
вытатуированы на веках аббата. Стоило тому опустить веки, как место живых
и недобрых глаз занимали мертвые, неподвижные и необъяснимо отвратительные
зрачки. Люгер пытался рассмотреть их, но теперь это было невозможно... Как
пугающее знамение предначертанного зла всплыло в мозгу Люгера одно из
предупреждений Слепого Странника: "Бойся нарисованных глаз"...
Кравиус, казалось, наслаждался очевидной растерянностью гостя. Его
влажные губы сложились в узкую улыбку. Моргал он очень редко, так, что
только быстрое движение теней напоминало теперь о его странном украшении.
Впрочем, Люгер не сомневался в том, что нарисованные глаза имеют иное,
более зловещее предназначение.
- Генерал Алфиос болен и вряд ли сможет принять тебя, - проговорил,
наконец, Кравиус. На этот раз его голос оказался совершенно бесцветным.
- Я могу подождать, - сказал Люгер, хотя это было последним из его
желаний. Известие о болезни Алфиоса неприятно поразило его, но он
постарался скрыть это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137