Снег яростно скрипел под ногами. Копытин шел по узкой вытоптанной тропинке, помахивая щегольской тросточкой.— Поручик Копытин?Копытин повернулся.Перед ним стоял человек в черном пальто с бархатным воротничком, серая барашковая шапка чуть сдвинута на бровь, усы закручены.Все-таки как ни переодевайся, а офицера за версту видно.— Поручик Копытин? — повторил неизвестный.— С кем имею честь?Незнакомец снял перчатку. На ладони лежала половина медали «В память войны 1812 года».Копытин расстегнул шубу, из жилетного кармана вынул вторую половину, протянул связному.Тот совместил половинки:— Все точно. Господин поручик…— С кем имею честь?— Ротмистр Алмазов-Рюмин.— Слушаю вас, господин ротмистр.— Господин поручик, командование недовольно вашей работой.— То есть? — Копытин усмехнулся, дернул щекой.— Где активные действия, где организованное уголовное подполье? Кроме того, нам известно, что вы совершили несколько крупных экспроприаций, но где средства?Копытин молчал.— Помните, что у нас в организации состоят чины полиции. Люди, прекрасно знакомые с уголовным миром. Мы знаем все, что вы, ну… как бы сказать…— Граблю? — зло выдавил Копытин.— Изымаете, до последней копейки. Вы, поручик, просто недооцениваете нашу службу. Через неделю ждем денег. Адрес вам известен.Алмазов-Рюмин резко повернулся и зашагал в сторону Петровки.Манцев стоял, прислонясь к теплому кафелю голландки, и слушал Мартынова, меряющего шагами кабинет.— Мы все обдумали. Пойдут они к Васильеву. Мы их возьмем. А дальше? Собан-то опять уйдет, и Копытин тоже.— Ну и что ты предлагаешь, Федор?Мартынов подошел к Манцеву, наклонился.— Есть план, — азартно сказал он.— Излагайте.— Мы решили так…
Собан и Копытин играли в карты.— Карта тебе прет, Витя, как из параши.Копытин подтянул к себе выигрыш:— Ничего, Коля, карта не лошадь, к утру повезет, — Копытин начал быстро сдавать карты.Собан взял, поглядел, бросил:— Я тебе что хочу сказать, Витя. Интересовались тобой.— Кто? — дернул щекой Копытин.— Солидный мужик. Раньше в сыскной служил.— Что ему надо?— Не сказал.— Хочешь, я тебе скажу? — Копытин перегнулся через стол. — Хочешь?— Не психуй, гнида, — Собан оттолкнул Копытина.— Так вот, они хотят, чтобы мы с тобой часть взятого офицерскому заговору отдавали.— Точно?— Я же, знаешь, зря языком не бренчу.— Значит, — усмехнулся Собан, — опять експлатация. Мы бери, а им отдавай. Не выйдет.— Нет, ты не знаешь этих людей. А я их знаю.— Витя, ты кто будешь? А то о тебе разное говорят.— Я офицером был. А теперь свободный человек. Мне не нужны ни белые, ни красные. Жить хорошо хочу. Поэтому слушай меня, Николай.Копытин достал портсигар, щелкнул крышкой, протянул Собану.Они закурили.— Ты, Собан, дурак. Не прыгай, сиди тихо. Дурак. Все ты можешь в налете взять. Цацки, деньги, жратву. Все, кроме ума.— Ишь, падло, как заговорил, — лицо Собана налилось, губы стали тонкими и жесткими.— Ты глазами не зыркай. Я не из пугливых. Насмотрелся того, чего тебе с твоими сопливыми мокрушниками никогда не увидеть. Они кровью хвастают. Так я ее за день проливал больше, чем они за две жизни.Лицо Копытина обострилось, глаза стали прозрачными и страшными, тиком пошла щека.Собан посмотрел на него, ему стало неуютно в этой комнате. Словно кто-то вошел сзади и приставил наган к его затылку.— Слушай меня, — продолжал Копытин, — ну возьмем мы еще пять мешков денег. А дальше? Ну, пропьем, прогуляем… А потом? Через полгода ЧК и уголовка на ноги встанут и прихлопнут нас, как мух.Копытин ткнул окурок в тарелку с сардинами. Взял бутылку, разлил:— Я тебе вот что предлагаю. Проведем три дела и уйдем.— Куда?— Сначала в Петроград, оттуда в Финляндию.— Так нас там и ждут. — Собан в два глотка выпил водку. — Ждут и плачут.— Таких, как сейчас, с этим, — Копытин презрительно подбросил пачку денег, — с этим нет. Мы сделаем три дела. Возьмем камни у Васильева, валюту на Мясницкой, и еще одно. О нем потом скажу. А дальше век за границей живи, в богатстве и роскоши.— Когда уйдем? — Собан вскочил.— Сроку всего десять дней. В Петрограде у меня люди есть. Они за эту бумагу нас переправят. Так мы ее всю им отдадим.— Смотри, Виктор, — ощерился Собан, — со мной не шути.— Нас, Коля, одна веревка повязала. Ты без меня никуда, а я без тебя.
Манцев и Мартынов ехали по заснеженным улицам Москвы в сторону Пресни.Автомобиль остановился у фабричных ворот с надписью над ними: «Московские электромеханические мастерские».Они шли через чисто убранный, разметенный двор. Здесь, видимо, уважали свой труд. Стояли ящики под аккуратным навесом, железные отходы были по-хозяйски сложены у забора и даже прикрыты брезентом.— Вы к кому, товарищи? — окликнул их человек в фуражке с эмблемой техника.— Мы из ЧК, — ответил Манцев.— Пойдемте, я провожу вас в цех.Цех встретил шумом и ярким светом газосварки.— Подождите, товарищи, — провожатый ушел.А чекисты остались стоять, наблюдая, как работают люди. Был в их труде особый покой и порядок. Так обычно работают те, кто досконально знает свое дело.— Смотри, Мартынов, — Манцев положил ему руку на плечо, — видишь, как работают. Точно, быстро, ловко. А мы с тобой?— Но мы же еще учимся, Василий Николаевич.— Слишком дорого наша учеба народу обходится.Шум постепенно затихал. Рабочие останавливали станки, складывали инструменты. Вытирая руки ветошью, шли к дальнему концу цеха, где стоял дощатый помост.Манцев увидел человека, машущего им рукой.— Пошли, Федор.И вот они стоят в центре полукруга, а на них внимательно смотрят десятки глаз.Манцев осмотрелся. Народ все больше был степенный, немолодой. Подошел однорукий, в матросском бушлате:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24