— Не знаю.— Вам надо учиться, юноша, сыскное дело, как и всякое иное, требует профессионализма.Бахтин подошел к разбитому шкафу, достал лупу. Внимательно начал рассматривать осколки стекла.— Ну вот. Есть отпечатки. Они вас пока не боятся и поэтому следят как пожелают. Понимают, что вы на заводе да в окопах курс криминалистики не изучали. Ну ничего, ничего… Позовите Мартынова, пожалуйста.В коридоре санитары в старых тулупах укладывали на носилки труп Басова.— Понимаешь, — Мартынов дернул фуражку за козырек, — его убили, дочь изнасиловали, думали, придушили, а она жива.— Можно допросить?— Думаю, через неделю, не раньше.— А за что они его?— За то, что революции служить начал и, конечно, за коллекцию. Его прадед, дед, отец собрали уникальную коллекцию золотых монет. Она большую художественную ценность имеет. А эти гады ее в слитки переплавят.В квартиру вошел Манцев:— На Палихе бандиты зверски убили начальника уголовно-розыскной милиции района Алехина и всю его семью. Доколе, Мартынов, бандиты и убийцы будут творить свое черное дело?Мартынов отвернулся. Иван увидел, как краска залила его лицо.— Я жду ответа, Мартынов?Мартынов молчал.Винтовочные выстрелы сухо трещали в морозном воздухе, пахнувшем порохом и ружейной смазкой.Отделение отсрелялось, и Климов пошел проверять мишени. Издали их силуэты на темном фоне неба напоминали застывших людей.Климов осмотрел мишени, построил отделение:— Товарищи милиционеры. Огневая подготовка есть основа основ вашей службы. Вы заступаете на пост в одиночку, поэтому должны быть готовы к любым неожиданностям. Умение владеть оружием — главное в борьбе с бандитами…Он замолчал, и память, в который уже раз, прокрутила ленту воспоминаний: вспышки выстрелов, падающий Скурихин, машина, летящая на него, прыгающий в руке наган.— К мишеням! — скомандовал он.Здесь, на стрельбище, в учебных классах, он вновь ощутил себя человеком нужным, делающим важное и хорошо знакомое дело.Ему нравилось учить этих ребят, посланных в милицию с фабрик и заводов.Материальная часть оружия давалась им хорошо, сказывалась рабочая сметка, но огневая подготовка еще хромала.Несколько дней назад на совещании у начальника курсов он заявил, что не подпишет ни одного свидетельства до тех пор, пока курсанты не научатся хорошо стрелять. Представитель Московского Совета сказал:— Милиционеров не хватает, научатся в процессе службы.— В процессе службы, — отпарировал Климов, — они должны уметь защитить и себя и население.— Классовая сознательность…— Это демагогия, — твердо сказал Климов, — а я учу людей вещам конкретным.— Вы, как бывший офицер, не можете правильно определить политический настрой масс. Ненависть к врагу революции — вот главное оружие. А им курсанты владеют в совершенстве.— В наставлении по стрелковому делу, — разозлился Климов, — таких понятий нет. Ненависть и правильное совмещение мушки с прорезью прицела — понятия разные.— Хватит спорить, — встал комиссар курсов, — военрук Климов прав. Мы не можем допускать к несению службы слабо подготовленных людей. Пусть учатся.И сегодня, на стрельбище, Климов вспомнил этот спор. Стрелять его ученики стали значительно лучше.Служба, домашние заботы постепенно вытесняли из памяти тот вечер на Патриарших прудах. Вернее, не вытесняли, а сгладили остроту.Но, вспоминая тот вечер, он вспоминал и многолетнюю дружбу с Виктором Копытиным. Его необузданную фантазию, болезненную страсть к преувеличению.Видимо, спьяну завел он тогда разговор о грабежах и налетах. Он же был офицером. Выросший в семье, где вопросы чести считались главными, Климов, как всякий добрый и порядочный человек, пытался наделить своими убеждениями всех остальных. Дух мужества и подлинного рыцарства витал в их доме. Будучи человеком в принципе восторженным и поэтому, естественно, наивным, Алексей свято считал, что офицерские погоны — уже признак человеческой порядочности.На войне он столкнулся с совершенно другим. И боль разочарования он воспринимал подчас с подлинным отчаянием. Чистый в делах и помыслах, он мысленно наделил своими убеждениями и Копытина, тем более что годы и война стерли из памяти не совсем порядочные поступки его однокашника.Но каждый новый день, а отсчет им он вел со дня поступления на службу, все же заставлял его думать о встрече с Копытиным и мучительно казнить себя за то, что он не рассказал об этом разговоре Манцеву. И, возвращаясь домой со службы, он отгонял от себя мрачные мысли, искренне надеясь, что все обойдется. Он легко взбежал на третий этаж своего дома, повернул ручку звонка.Голос сестры за дверью, такой родной и нежный.Лицо сестры заплакано, глаза припухли.— Ты что, Леночка?— Алешенька, милый, горе-то какое, — всхлипнула сестра. — Басова Бориса Аверьяновича бандиты убили, а над Катенькой надругались.Климов так и застыл. Стоял в прихожей, держа в руке фуражку со звездой.— Когда? — только и смог выдавить он.— Вчера, Лешенька.— Подожди, Лена.Не раздеваясь, прошел Климов в свою комнату. Сел к столу и начал писать.— Ужинать будешь? — приоткрыла дверь Елена.— Потом.Он закончил писать, вложил письмо в конверт:— Я ухожу, Лена. Если не вернусь к утру, отнеси это письмо на Малую Лубянку, в МЧК.Разорвал кольцо сестриных рук и вышел, хлопнув дверью.
Климов выпрыгнул из трамвая у Никитских ворот. Прошел мимо здания сгоревшей аптеки, мимо побитых пулями домов, свернул на Малую Никитскую.
— Куда? — часовой преградил Лене дорогу винтовкой.— У меня срочное письмо.— Кому?Лена достала конверт. Часовой вслух прочел:— «Манцеву В. Н.». Постой здесь, барышня.
В кабинете Манцева собрались все работники группы по борьбе с бандитизмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24