Он шумно перевел дух, пытаясь справиться с раздражением, и только теперь заметил пылающий на щеках Сьюзен румянец.
— Извините меня. Но это уж слишком, миссис Форбс: вызвать вас сюда и все заботы свалить на вас. Теперь вы сами видите, почему я думаю, что Эми лучше остаться здесь, с нами.
— Я не могу судить об этом, мистер Кэрью, — ответила Сьюзен, чувствуя себя крайне неудобно, виновато сознавая, что, если б не она, Лейт и Даника были бы сейчас здесь, демонстрируя единство и взаимопонимание.
— Миссис Форбс рассказала мне сегодня о своей замечательной семье, Рольф, — быстро вставила Мэделин. — Четырнадцать приемных детей!
Это позволило перевести разговор на менее взрывоопасные темы. Сьюзен с удовольствием говорила о своих братьях и сестрах. Она гордилась ими — всеми и каждым, — их достижениями, душевной щедростью и готовностью помогать людям, их стремлением жить осмысленно и многого добиться в жизни.
Это напомнило ей о том, как бесцельно жила она сама с тех пор, как умер Брендан. Неудивительно, что Тиффани, Закари Ли и Том беспокоились за нее. Замкнувшись в собственном горе, полностью отвернувшись от людей, она тем самым роняла честь семьи. Отныне, поклялась себе Сьюзен, что бы там ни произошло у них с Лейтом, она снова начнет работать и постарается использовать время своей жизни на что-нибудь стоящее.
После ужина, все еще обдумывая свое решение, она извинилась перед Рольфом и Мэделин и поднялась к Эми. Убедившись, что девочка даже не пошевельнулась — как легла, так и спит, — Сьюзен ушла в смежную спальню, приготовленную для нее.
Это была удобная комната, специально устроенная рядом с детской, для отдыха няни. Она использовалась иногда и как гостевая, и Сьюзен порадовалась, увидев широкую двуспальную кровать. За годы замужества она отвыкла от узкой кровати и теперь надеялась, что сегодня удастся выспаться лучше, хотя пока что ей было не до сна.
Пока Лейт не вернется, она не может принимать никаких окончательных решений. В комнате имелся телевизор и целый шкаф популярных романов, но Сьюзен ни на чем не могла сосредоточиться. В конце концов она вышла на веранду и опустилась в плетеное кресло, в котором накануне вечером сидел Лейт.
Ее мысли без конца возвращались к тому, что сказала Даника: запретный плод всегда сладок и случайное желание превращается в неодолимую страсть, если его не удается осуществить. Сьюзен не могла понять, что за чувство влечет ее к Лейту Кэрью. Оно представлялось ей абсолютно неразумным и нелогичным. Время от времени ей казалось, что было бы лучше, если бы они вообще никогда не встречались. Отношения Лейта с Даникой, наверно, имели под собой такую же прочную основу, как ее собственные отношения с Бренданом. Это нехорошо, не правильно — позволять какому-то непонятному, тревожному чувству врываться в жизнь и разрушать все вокруг.
Но чувство не уходило, оно жило в ней. Неоспоримое. Неутолимое.
Щелчок открываемой двери вывел Сьюзен из невеселой задумчивости. Она напряглась, как парус под порывом ветра, увидев Лейта, выходящего на веранду. Сердце Сьюзен понеслось галопом, круша на скаку все ее представления о том, что такое хорошо и что такое плохо.
Он не заметил ее. Медленно подошел к дверям комнаты Эми. Остановился. Уже поднял руку, чтобы постучать, но заколебался и какое-то время стоял, положив ладонь на оконную раму. Потом, устало покачав головой, с видимым усилием заставил себя отойти от двери и направился к перилам веранды, за которые и ухватился так крепко, словно надеялся таким образом удержаться от каких-то сомнительных поступков.
Сьюзен чувствовала, как ему тяжело, и не могла больше оставаться в тени. Раз она — причина его страданий, значит, она и должна теперь попытаться что-нибудь сделать.
Плетеное кресло скрипнуло, он вздрогнул и обернулся. Сьюзен встала. Лейт выпрямился и уронил руки, сжав их в кулаки. Он стоял на месте, но Сьюзен жгло сознание того, что неподвижность дается ему лишь ценой борьбы — он явно сдерживал желание броситься к ней. Нетвердым шагом Сьюзен прошла несколько метров, приблизившись настолько, чтобы можно было спокойно разговаривать.
— Ты хотел поговорить со мной? — спросила она, останавливаясь.
Его глаза с жадностью пожирали ее — это была отчаянная мука, а не просто желание.
— Я не понимал, о чем просил тебя тогда, на автостоянке, когда требовал, чтобы ты бросила мужа ради меня, — с болью произнес он. — Теперь я это знаю.
— Мне очень жаль, Лейт. Если ты хочешь, чтобы я уехала…
— Нет. Дело сделано, Сьюзен. Я не любил Данику, но она нравилась мне. Очень. Она была мне хорошим другом. Надежным, понимающим…
Он помолчал, переводя дух.
— Я не мог… Я не могу просто презреть ее чувства.
Это была мольба, отчаянная просьба понять.
— Что ты теперь хочешь делать? — мягко спросила она.
Он чуть улыбнулся какой-то вымученной улыбкой.
— Речь не о том, чего хочу я, Сьюзен. Речь о том, чего хочет Даника. И поскольку именно я поставил ее в такое положение — фактически сбежал из-под венца, — теперь мне ничего не остается, как с уважением отнестись ко всем ее пожеланиям. Уж это-то она заслужила.
— Тебе не обязательно придерживаться того, что ты сказал вчера ночью, Лейт. Если это было сказано в пылу минутного увлечения…
— Нет. Ты же знаешь, это не так. Страстная нота в его голосе только усилила душевную боль Сьюзен.
— Как знать, Лейт? Может быть, это только физическое влечение и ты скоро пожалеешь о том, что сделал сегодня? В конце концов ты станешь ненавидеть меня за…
— Нет. Никогда.
Грустная усмешка появилась в его глазах.
— Даже когда я хотел возненавидеть тебя, я не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47