Не есть ли баллады, написанные на жаргоне, школьным упражнением, только в особом смысле: жалкие потуги мелкого воришки, который ставит на «большую шайку»? Как если бы случайный актер играл роль нищего, удалившегося от дел…
Мораль жаргонных баллад подтверждает эту мысль. С чего бы вдруг «акуле» обращаться к себе подобным с такими наставлениями? Кстати сказать, воры никогда не слышали таких вот призывов к осторожности: баллада — не письмо, смешно думать, что какого-либо стихотворения Вийона достаточно было, чтобы всполошить шалопаев, коим угрожает конкретная опасность. Вообразить, что баллады предупреждают об опасности, — в высшей степени надуманно. Преступники, действовавшие в районе Парижа, не нуждались в предупреждении о том, что полдюжины их коллег принародно повешены.
Речь идет о морали, о морали, систематически навязываемой — школяр не переделает себя, — и о галерее преступников, а она не что иное, как «типологизация» вора, под стать трактату о пороках и наказании.
В Париже, на веселеньком глаголе,
Черным-черны, болтаются шуты,
Развеской этой перекатной голи
Лихие ангелочки заняты.
Глядят шуты на землю с высоты,
Их ветер тормошит, едят их мухи -
Ах, незавидна участь горемык!
Ведь в бездну ада рвутся напрямик
Злодеи эти, эти корноухи.
Не лезь, не лезь в пеньковый воротник!
Мошенникам, ворам, голодранцам Вийон кричит: «Берегитесь веревки!» Разбойникам, убийцам и другим любителям пользоваться разного рода оружием он напоминает о том же, но в других выражениях.
Принц, коль от музыки блатной
Я вас отвадить не сумею,
Спознаетесь вы со вдовой,
Когда палач вам сломит шею.
Взломщикам, специалистам по сундукам он советует беречь сон буржуа:
Принц-медвежатник, принц-пролаза,
Разуй глаза, беря сундук:
А вдруг хозяин спит вполглаза
И вскочит на малейший стук?
Всем он дает мудрый совет: быть всегда начеку. И перво-наперво: не доверяться трактирщикам, которые спаивают бедного горемыку, опустошают его кошелек и отдают его затем в руки полиции.
Берегись, голытьба,
Столба,
Бойся пеньковой петли,
Лги и юли,
Чтоб не спать на соломе сырой,
Вовремя хайло закрой.
Тем, кто взламывает печати на больших сундуках, кто открывает замки — изготовителям «фомок», — поэт напоминает, играя на двух смыслах слова «кофр» (coffre) [Французское слово «coffre» означает как «сундук», так и «грудная клетка».], что тяжелые укрепленные двери ведут к закрытым наглухо темницам. Риск в том, что тут много лишних: всякий соучастник — возможный болтун.
Принц с козьей ножкой, будь всегда на стрёме,
Не доверяй подельщикам ни в чем:
Сплутуют в кости — и в казенном доме
Окажетесь все вместе под замком .
Фальшивомонетчикам достаточно назвать пытку, которую обычно к ним применяют. Подделывать королевскую монету — это покушаться на верховную власть суверена: монета — знак публичной власти, и не стоит вносить смуту в общественный порядок, где все экономические взаимоотношения предполагают наличие твердых эталонов. Чаще всего фальшивомонетчики кончают в котле Свиного рынка.
Принц, дай Бог ноги из свинарен,
А если не поможет Бог,
Ты будешь как свинья ошпарен:
Ох, ну и крут там кипяток!
Мораль бесхитростна. Глупый малый, играющий в бандита на большой дороге, прекрасно видит, что опыт одних ничему не учит других. К чему приводить перечень преступлений и наказаний за них! У бандита все равно один конец — повенчаться с веревкой. Можно сколько угодно втолковывать ему все, что вам захочется, — он лишь пожимает плечами.
О принц плутов, не слушай тары-бары,
Что, мол, дружны с удачей кокийяры:
Придет конец — волосья поздно рвать,
И нет для них гнусней и горше кары,
Чем свадьба со вдовой. — А мне плевать![160]
Несмотря на скудость наших знаний об этих годах Вийона, когда он мечется по всей Франции из-за боязни вернуться домой, вполне возможен один вывод: речь идет скорее об отсутствии удачи, чем о преступлениях. Всюду — провал, для мэтра Франсуа нет выхода. Вийон хочет видеть себя поэтом, мечтает о дворах. Однако туда его не допускают. Он занимается кое-каким ремеслом, но общество его не поощряет. Вийон влачит жалкое существование. Попрошайка у принцев, временный работник, бредущий от деревни к деревне, — вот каковы его занятия и взаимоотношения с обществом, и вряд ли такого человека назовешь бандитом. По своей склонности он забулдыга, а по необходимости — вор; Вийон знает, что такое тюрьма, где обретаются мелкие воришки.
Однако между 1455-м и 1457 годами в сети правосудия попадают главари шаек, жертвы энергичного прокурора, старшины города Дижона Жана Рабастеля. Из своей комнаты в Сен-Бенуа-ле-Бетурне, из ее затишья, Вийон наблюдает, как банда постепенно рассеивается. Все говорят об этом, сперва в Бургундии, затем в Париже. Сама собой Вийону приходит в голову мысль, будоражащая его воображение, сыграть роль кокийяра, чтобы попытаться определить границы честного и бесчестного. Но, пожалуй, Вийон больше думает о том, как бы наесться теплых булочек, — наслаждаться стихами ему не отказано.

МАРШРУТ
Сначала Вийон направляется в Анже, он бежит от кары короля и принимает вид путешествующего любовника — условный тип, так хорошо известный из куртуазной поэзии, в это время он возвращается к последним стихам «Малого завещания», на дворе разгар зимы 1456 — 1457 годов. Набожный дядя поэта питает к нему сдержанную враждебность. Так что — обворовать дядю или кого-либо другого? Город богат возможностями всякого рода.
Для такого школяра, как Франсуа, Анже — это место, где находится университет, основанный веком раньше братом короля Карла V герцогом Людовиком I Анжуйским.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154