– А если я приведу в порядок все свое туристическое снаряжение, поедешь со мной туда на уик-энд?
– Да,— сказала девушка после короткой паузы.— Весьма охотно.
– Ну, тогда я займусь подготовкой, и когда все будет в порядке, сообщу тебе,— сказал Питер. Затем он откинулся назад и неожиданно почувствовал себя наверху блаженства.
Полчаса спустя они катили по дороге, ведущей из долины реки Матакамы, и вскоре достигли окраины Дзаман-дзара, где находился Ботанический сад. Сад этот, заложенный еще голландцами, был не очень обширный, но содержался аккуратно и насчитывал множество растений из Азии и Африки. Деревья и кустарники были высажены рядами или группами и окружены водоемами с разноцветными водяными лилиями и папирусом. Посреди этой пышной экзотической растительности приютилась низенькая облупившаяся постройка, являвшаяся, как свидетельствовала табличка на входе, административным зданием Ботанического сада.
Одри постучала в дверь.
– Войдите! — пропищал голосок изнутри.
В комнате за письменным столом, заваленным папками с гербариями и грозящими обрушиться пирамидами статей, сидел толстенький человечек с лысой блестящей головой. Он носил самые большие очки, которые когда-либо видел Питер, а толщина стекол свидетельствовала о том, что степень остроты его зрения лишь немногим отличается от слепоты.
– А! Одри! Одри! Как я рад, что вы пришли! — пропищал человечек, выкатился из-за письменного стола и пожал ей руки.— Как приятно видеть вас. Чем могу служить?
Чтобы лучше видеть свою гостью, он приподнялся на цыпочки, при этом все его жирное тельце дрожало, а хитроумные очки блестели.
– Я не одна, доктор Мали Феллугона,— сказала Одри.— Со мной гость, его зовут Питер Флокс. Если можно, покажите ему дерево омбу.
– Рад, очень рад вас видеть,— пропищал человечек, пожимая руку Питеру.— Весьма польщен, весьма растроган! Конечно, конечно! Пойдемте скорее к омбу. Бедное дерево! Одно на всем белом свете! Оно так любит посетителей!
Услышав это, Питер загорелся. Человечек вооружился преогромным ключом, и, выйдя из конторы, вся троица отправилась по широкой, обсаженной королевскими пальмами дорожке.
– Вы не представляете, как это дерево ценит любой пустяк, который для него делаешь,— продолжал человечек.— Конечно, заботу и ласку любят все деревья, но это — особенно. Представляете, оно обожает музыку: как хорошо, что я умею играть на флейте. Первое, с чего я начинаю каждое утро,— играю одну-две мелодии, которые любит бедняжка омбу. Похоже, оно предпочитает Моцарта и особенно Вивальди, а Баха находит слишком сложным.
Доктор Феллугона повел гостей в тот угол сада, где было воздвигнуто сооружение, напоминающее гигантский вольер. Поверх мощного стального каркаса была натянута тонкая сетка, какую натягивают обыкновенно от комаров. Феллугона отпер дверь, и все трое ступили внутрь.
– Вот, мистер Флокс,— сказал Феллугона, словно стараясь сдержать рыдания.— Самое одинокое дерево на всем белом свете!
Дерево омбу выглядело весьма необычно. У него был могучий ствол футов десяти в вышину и около восьми в обхвате. От ствола отходили массивные разветвленные корни, похожие на когти какого-нибудь мифологического животного. Кора состояла из зеленых и серебряных слоев и была усеяна дырами и трещинами, словно гигантский кусок пемзы. С толстых переплетающихся коротких ветвей, на удивление одинаковой длины, как будто их кто-то нарочно подстриг, свисали небольшие лоснящиеся зеленые листья, по форме напоминающие наконечники стрел. Питер решил, что это дерево сходно с огромным зеленым пляжным зонтиком на толстенной ножке.
– Красота, не правда ли? — почтительным шепотом спросил Феллугона.
– Согласен,— сказал Питер, хотя в душе сознавал, что при взгляде на это дерево слово «красота» едва ли приходит в голову первым. Да, его нельзя было назвать «красивым» в общепринятом смысле. Зато под его шершавою корой почти физически ощущалось биение живого сердца, как у зверя или птицы. Юноша шагнул вперед и ласково провел ладонями по растрескавшейся и изрытой оспинами коре, теплой и грубоватой, будто шкура слона.
– Оно обожает, когда его гладят, чешут и делают ему массаж,— сказал Феллугона.— Кляну себя, что не имею возможности уделять ему столько времени, сколько оно заслуживает. Столько других забот по саду! Вот и приходит ся мне ограничиваться тремя-четырьмя визитами в день. Сознаю, что оно недополучает от меня интеллектуального стимула: эх, если б я мог приходить к нему чаще и обмениваться с ним мыслями!
– А почему вы держите его в этой клетке? — спросил Питер.
– От насекомых.— Эту фразу Феллугона произнес таким тоном, будто исторг проклятие, отчего его очки заблестели еще сильнее.— А то от них житья нет,— сказал он и поднял пухлый указательный палец.— Да, житья от них нет, дорогой мистер Флокс. Стоит только чуточку приоткрыть дверь, хоть на дюйм, хоть вот на такусенькую щелочку, как они тут же норовят ворваться внутрь и сожрать все
на свете! Хуже Чингисхана, хуже гуннов, хуже варваров! А что поделаешь? Как только была открыта польза бабочки амела для экономики, сразу последовал запрет на применение любых инсектицидов и руки у нас оказались связанными. Приходится щадить любую букашку-таракашку, любую козявку, ползает она или летает.
Он сделал паузу, снял свои фантастические очки и тщательно протер их. Оставшись без линз, его глаза уменьшились до размера кротовых, но как только очки заняли свое место, глаза восстановили свой прежний размер.
– Так вот почему, мистер Флокс, мы вынуждены были построить это жилище для нашей Стеллы,— сказал он, помахав своей пухлой рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78