— Почему он эксцентрик?— Ну, скажи сам, милый, разве это не эксцентрично — повесить над камином в гостиной портрет собственной жены в обнаженном виде? Я говорила ему — если уж непременно захотелось вешать ее на стену, лучше повесил бы в ванной, на что он ответил, что сперва подумывал украсить этой картиной комнату для гостей. Как иначе назвать его после этого, милый, если не эксцентриком?Я не стал говорить ей, что заочно проникся симпатией к Реджи.— Значит, роль грома исполнил Реджи?— Да нет же, милый, громом была Марджери. Перри, как только увидел ее, сразу безумно влюбился, она ведь и впрямь хороша собой. Если тебе по вкусу женщины из Полинезии, которых рисовал Шопен.— Может быть, Гоген?— Возможно, — неуверенно отозвалась Урсула. — Во всяком случае, она очень мила, разве что малость глуповата. С Перри она повела себя очень глупо, стала его поощрять. И тут ударил еще один гром.— Еще один гром? — Мужайся, велел я себе.— Ну да. Эта дурочка, в свою очередь, влюбилась в Перри, а ты ведь знаешь, она ему почти в матери годится, и у нее есть ребенок. Ну, может, в матери и не годится, но ему-то всего восемнадцать, а ей уж точно тридцать, хоть она все время твердит, что двадцать шесть, но все равно, совсем неприличная история вышла. Естественно, Реджи совсем захандрил.— У него был простой способ решить проблему — подарил бы Перри портрет Марджери, — предложил я.Урсула укоризненно посмотрела на меня.— В этом нет ничего смешного, милый, — строго заметила она. — Поверь мне, мы все были в полном смятении.Я представил себе, какое это должно быть увлекательное зрелище — некий герцог в полном смятении, однако не стал развивать эту тему, а только спросил:— Ну и что было дальше?— Так вот, Реджи прижал к стене Марджери, и она призналась, что влюблена в Перри и у них был роман за гимнастическим залом — лучшего места не выбрали! Естественно, Реджи жутко возмутился и наставил ей синяк под глазом, чего, сказала я ему, вовсе не следовало делать. Потом он стал разыскивать Перри, чтобы, полагаю, и ему наставить синяк, но, к счастью, Перри уехал домой на уик-энд, так что Реджи его не нашел, и слава Богу, потому что Перри, бедняга, довольно щуплый, тогда как Реджи здоров как бык и жутко вспыльчив.Теперь, когда сюжет стал проясняться, я поймал себя на том, что меня интересует продолжение.— Говори же, что случилось потом? — сказал я.— Потом случилось самое худшее, — выразительно прошептала Урсула.Пригубив бокал, она воровато оглянулась, проверяя, не подслушивает ли вся Венеция, выбравшаяся из домов, чтобы опрокинуть стаканчик перед ланчем. Затем наклонилась вперед и потянула меня за руку. Я тоже наклонился.— Они сбежали, — прошипела она мне на ухо и откинулась на стуле, чтобы лучше видеть, какое впечатление произвели на меня ее слова.— Ты хочешь сказать — Реджи и Перри сбежали? — спросил я, изображая удивление.— Балда, — рассердилась она. — Ты отлично понимаешь, что я подразумеваю. Перри и Марджери сбежали. Прошу тебя, перестань надсмеиваться, это очень серьезное дело.— Прости, — ответил я. — Продолжай.— Ну вот, — сказала Урсула, сменив гнев на милость. — Сам понимаешь, переполох был ужасный. Реджи пришел в ярость, потому что Марджери не просто сбежала, но и взяла с собой ребенка и няню.— Прямо какое-то массовое бегство…— Конечно, — продолжала Урсула, — отец Перри тоже страшно переживал. Каково-то было герцогу простить адюльтерацию своему единственному сыну.— Но ведь в адюльтере обычно бывает повинен супруг, — возразил я.— Мне все равно, кто повинен, — настаивала она. — Была адюльтерация, и все тут.Я вздохнул. Проблема сама по себе выглядела достаточно сложной без того, чтобы Урсула осложнила ее своими интерпретациями.— Так или иначе, — сообщила она, — я сказала Марджери, что это вроде как кровосмешение.— Кровосмешение?— Ну да, парень-то был совсем еще юный, а ей должно быть известно, что адюльтерация дозволяется только взрослым.Я подкрепился хорошим глотком бренди. Было очевидно, что с годами Урсула отнюдь не исправилась.— Знаешь что, — сказал я, — лучше доскажи мне все остальное за ланчем. Я тебя приглашаю.— О, милый, в самом деле? Чудесно. Только мне нельзя долго задерживаться, я еще должна повидать Марджери, потому что не знаю, где Реджи и когда появится герцог.— Ты хочешь сказать, — произнес я с расстановкой, — что все эти люди, о которых ты говоришь, находятся здесь, в Венеции?— Ну, конечно, милый. — Ее глаза округлились. — Я потому и нуждаюсь в твоей помощи. Разве ты не понял?— Нет, — признался я, — не понял. Но заруби себе на носу — я не намерен впутываться в эти дела. А пока пойдем, позавтракаем… куда бы ты хотела?— Я предпочла бы «Смеющийся кот», — ответила Урсула.— Это где же?— Не знаю, но мне очень хвалили этот ресторан, — сказала она, пудря нос.— Ладно, я выясню.Подозвав официанта, я рассчитался и спросил, как добраться до «Смеющегося кота». Оказалось, что он расположен недалеко от площади Святого Марка, и мы быстро дошли до этого маленького, уютно обставленного ресторанчика; судя по тому, что большинство посетителей составляли венецианцы, следовало ожидать, что нас будут потчевать достаточно сытными блюдами.Мы присмотрели себе столик на свежем воздухе, под тентом, и я заказал мидии в сметане и с петрушкой, а также приготовленную на корсиканский лад баранью лопатку с каштановым пюре. Мы уже принялись за тающую во рту молодую баранину и подумывали о том, чтобы заказать сыр и какие-нибудь фрукты, когда Урсула, глядя куда-то мне за спину, испуганно вскрикнула. Я повернул голову и увидел, как к нашему столику галсами, точно яхта, приближается могучего сложения пьяный джентльмен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58