Он сделал паузу, нежно погладил лежащие на столе тома в переплетах из телячьей кожи, затем продолжал:
– Выражаясь кратко, милорд – ибо у меня нет ни малейшего желания тратить попусту драгоценное время вашей светлости, как и нет сомнения, что ваша светлость предпочитает слышать только то, что существенно и важно, – итак, я назвал бы это грубейшее нарушение закона (и, употребляя такие слова, я нисколько не преувеличиваю), это грубейшее нарушение закона – одним из самых экстраординарных случаев, с какими я когда-либо сталкивался за время моего долгого служения Фемиде.
Обвинитель снова остановился и опустил взгляд на свои бумаги, задумчиво постукивая по ним указательным пальцем. Сэр Магнус, судя по всему, безмятежно дремал, к великому разочарованию Адриана, который ожидал, что его защитник вскочит на ноги и заявит протест.
– Обвиняемый, Адриан Руквисл, – продолжал сэр Огастес, – получил в наследство от своего дяди, как выяснилось, взрослую слониху. Имя этой слонихи, насколько нам известно, Рози, а потому, с разрешения вашей светлости, я во избежание путаницы так и стану именовать ее дальше. Вечером тридцать первого мая Руквисл прибыл на Скэллоп и на другой день отправился в театр «Альгамбра», где обратился к владельцу театра, мистеру Клеттеркапу, с просьбой предоставить ему работу. Мистер Клеттеркап, полагая, что участие ручного, я подчеркиваю, ваша светлость, ручного слона в его спектакле (который, если не ошибаюсь, называется «Али-Баба и сорок разбойников») придаст постановке особый интерес, принял на работу Руквисла и слониху Рози. Мистер Клеттеркап вложил в упомянутую постановку немалые средства. В день премьеры театр, как и следовало ожидать, заполнили местные жители, большие ценители культуры. Половина первого явления прошла без происшествий, однако затем Руквисл, который, по словам свидетелей, напился сам и напоил слониху, потерял контроль над животным, и оно взбесилось.
Потрясенный столь оскорбительным заявлением Адриан посмотрел на сэра Магнуса, но его защитник по-прежнему мирно дремал.
– Передо мной здесь, милорд (не стану утруждать вас подробностями), описание ущерба, причиненного упомянутой слонихой реквизиту и прочему театральному имуществу. Остановимся на ущербе, причиненном конкретным личностям. Солист оркестра получил многочисленные ссадины и ушибы при ударе пальмой, поваленной слонихой. Дирижер оркестра получил серьезные ушибы, а владелец театра, мистер Клеттеркап, не только получил серьезные ушибы, но и сломал ногу, когда обезумевшее, разъяренное животное бросило его в оркестровую яму.
Здесь судья издал слабый звук, который можно было бы принять за смех.
– Милорд, – сказал сэр Огастес таким голосом, будто произносил речь на панихиде, – я представлю свидетельства, говорящие о том, что обвиняемый Руквисл продолжительное время странствовал кругом с этим животным, повсеместно производя опустошения, и таким образом добился предоставления ему работы в театре «Альгамбра» низким, обманным путем, утверждая, что животное ручное, хотя он знал при этом, что речь идет о свирепом, непослушном и неуправляемом создании, представляющем угрозу для жизни и собственности людей.
Адриан был до того возмущен таким извращением фактов, что наклонился к сэру Магнусу и потряс его за плечо.
– А! – воскликнул сэр Магнус. – Гасси закончил уже? Вы слышали, что он говорил?
– Слышал, – прошипел Адриан. – Он все преподносит так, чтобы мы с Рози выглядели виновными.
– Обязан, – отозвался сэр Магнус. – Ему за это платят.
– Но разве вы не можете что-нибудь сказать? Встать и заявить судье, что все это неправда?
– Не паникуйте, дружище. Помните – паук часами плетет паутину, которую вы можете разорвать одним движением руки.
Пришлось Адриану довольствоваться таким ответом. Пока сэр Огастес принялся листать свои записи и поправлять складки мантии, он стал изучать лица присяжных. Они угрюмо сверлили его пронзительными, беспощадными взглядами. Одни погрузились в транс, другие украдкой посматривали на часы, явно безучастные к тому, что происходило в зале. Казалось, ими владеет одно желание – немедля осудить Адриана, то ли в силу мстительности характера, то ли потому, что им не терпелось поскорее вернуться к своим делам.
– Вызываю своего первого свидетеля, – заговорил вновь сэр Огастес. – Сэр Губерт Дарси.
– Пригласите сэра Губерта Дарси! – крикнул секретарь суда.
Сэр Губерт вошел в зал суда чуть ли не строевым шагом. Со своими пышными бакенбардами сегодня он выглядел еще более грозно, чем на лугу под Монкспеппером. Протопав к скамье подсудимых, сэр Дарси принес положенную клятву с видом человека, почитающего оскорбительным для себя, что его правдивость подвергают сомнению.
– Вы – Губерт Дарси, владелец поместья Бангалор в деревне Монкспеппер? – спросил сэр Огастес.
– Да, – громогласно подтвердил Дарси.
– Сэр Губерт, – обратился к нему судья, – могу ли я просить вас не так громко излагать свои показания? В силу акустических особенностей этого зала полная мощь ваших легких способна вызвать сильнейшие вибрации, которые отдаются даже в моем столе и кресле.
– Отлично, милорд! – гаркнул Дарси.
– Вы – глава Монкспепперского охотничьего общества, верно? – продолжал сэр Огастес.
– Так точно, – отчеканил Дарси. – Уже двадцать лет.
– Вы помните день двадцатого апреля?
– Помню. Еще как.
– Не будете ли вы так любезны изложить своими словами его светлости и присяжным, что именно произошло в тот день?
– Так вот, – пророкотал Дарси, – было чудесное утро, милорд, и в дубраве за Монкспеппером гончие взяли…
– Что взяли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69