И ведь что удивительно: все эти странные, немелодичные звуки так искусно сочетались с основной темой, что ничуть ее не портили, а только украшали. Я ухитрился подвесить микрофон примерно в метре от певца и был очень доволен своей ловкостью, но когда взглянул на рекордер, то с ужасом обнаружил, что он вот-вот лопнет от силы звука, врывающегося в микрофон. Энергичными жестами я попытался втолковать Крису, какая случилась оказия; говорить я не смел, опасаясь что мой голос попадет на звуковую дорожку. Во что бы то ни стало (объяснял я руками) нужно отодвинуть микрофон. Крис бросил взгляд на пляшущую стрелку прибора, тоже пришел в ужас и понимающе кивнул мне.
Передо мной стояли одновременно две нелегкие проблемы: во-первых, отодвинуть микрофон так, чтобы не потревожить Спотти, во-вторых, при этом не влезть самому в кадр. Придется ползти под камерой на индейский манер… Я осторожно лег на живот и пополз, чувствуя, что именно здесь специально для меня собраны колючки со всей Австралии. Вообще-то я напрасно опасался реакции Спотти. Как истинный артист, он был настолько поглощен и восхищен собственным исполнением, что при желании я мог бы выдернуть ему все хвостовые перья. Но кто мог поручиться, что этот Нарцисс не пробудится от транса и не оборвет выступление? Поэтому я старался двигаться медленно и незаметно. Именно в эти минуты я постиг важнейшую житейскую мудрость: шип, что вонзается в вашу плоть постепенно, причиняет боль неизмеримо более сильную, чем шип, который вонзается мгновенно. Все же мне в конце концов удалось перенести микрофон в точку, где можно было не бояться, что он рассыплется от мощного голоса лирохвоста. Четверть часа, пока Спотти изливал свою душу в песне, мы с Крисом пребывали в неловких позах. Но вот прозвучала восхитительная завершающая трель, после чего Спотти опустил хвост, поправил крылья и величаво удалился с площадки в кустарник.
Крис повернулся ко мне с округлившимися глазами и недоверчивым выражением лица, обычным для него, когда все идет на лад.
— Кажется, вышло неплохо, — вымолвил этот мастер преуменьшать.
Я освободил середину живота от многочисленных образцов австралийской растительности, встал и внимательно посмотрел на него.
— По-моему, тоже неплохо, — подтвердил я. — Конечно, было бы гораздо лучше, если бы он подписал контракт и приехал в Бристоль, чтобы повторить все на студии.
Крис испепелил меня взглядом, мы собрали снаряжение и пошли обратно к просеке.
— Удалось что-нибудь снять? — взволнованно спросила Джеки.
— Да, кое-что сняли, — ответил Крис с видом престарелого государственного деятеля, не желающего признаться, что ни он сам, ни его партия не знают толком, в чем суть его политики. — Но пока еще неизвестно, что получится.
— Это было, как игра в кости, — объяснил я Джеки. — И почти все шансы против нас. В нашу пользу только одно: мы находились в полутора метрах от придурковатого лирохвоста, который исполнял свои лучшие номера. Ближе нельзя было подойти без риска, что певец проглотит микрофон, но, конечно, с точки зрения Парсонса, — это типичный случай съемки наобум.
Крис яростно поглядел на меня, однако не успел дать сдачи, потому что в эту минуту из кустарника, весело и фальшиво что-то насвистывая, ленивой походкой вышел Джим. Он добродушно улыбнулся нам, положил на землю камеру и любовно ее погладил.
— Нет маленьких людей, — сказал он. — Не горюй, Крис… дело в шляпе… я все снял… положись на Джима.
— Что ты снял? — недоверчиво спросил Крис.
— Все сокровенные тайны жизни и быта лирохвостов, — небрежно произнес Джим, — Прихожу, а они там бегают туда-сюда, топают ногами, из себя выходят. После Дворца танцев в Слау мне еще не приходилось видеть ничего подобного.
— Что ты снял? — резко повторил Крис.
— Я же тебе говорю — все. Как лирохвосты бегают и трясут хвостом друг перед другом. Пока вы тут копались, я отошел на несколько шагов и один все сделал. Спас наш фильм. Ладно, так уж и быть, разделим Большой приз телевидения поровну.
Прошло еще несколько минут, прежде чем мы добились от него внятного и вразумительного рассказа, что именно он снял. Эти кадры и в самом деле оказались чуть ли не лучшими за всю нашу экспедицию.
Возмущенный нежеланием лирохвостов сотрудничать с нами, Джим немедля ринулся в заросли, как только услышал их крики, и застал такую сцену, которую мало кому доводилось видеть, не говоря уж о том, чтобы как-то зафиксировать увиденное на пленку. В лощине с вполне достаточным для съемок освещением он обнаружил самца, преступившего границу территории соперника. Необыкновенное зрелище! Хозяин участка расправил в воздухе свой хвост, напоминающий белое облачко, наклонил голову и сделал выпад, топая ногами и раскачиваясь. Нарушитель отлично понимал, что провинился, однако, оберегая свой престиж, тоже расправил хвост и принялся топать ногами и раскачиваться. При этом оба громкими, раскатистыми голосами кричали друг другу что-то оскорбительное. Из-за пышных хвостов почти не видно было самих птиц, и они напоминали какие-то одушевленные искрящиеся водопады, к которым внизу приделали ноги, а хвостовые перья шуршали, будто осенние листья на ветру. Наконец нарушитель решил, что достаточно постоял за свою честь, и отступил, после чего Джим, ликуя, вернулся к нам. Пусть нас непрерывно поливал дождь и донимал холод, какого я не помню со времен путешествия в Патагонию, — мы все-таки сняли лирохвостов.
Следующей нашей задачей было попытаться снять сумчатую белку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62