Я бы спокойно насвистывал, если бы увидел его автомобиль стоящим перед боксами, как «Мерседес» Мосса за круг до того. Но если бы Аскари разбился, радоваться победе было бы позорно. Я бы постыдился, отверг бы цветы и почести. Мне бы захотелось куда-нибудь уйти, забиться в какой-нибудь угол вместо того, чтобы на меня пялились тысячи пар глаз. Мне даже захотелось, чтобы давление масла окончательно упало до нуля, чтобы у меня была хорошая причина для схода.Но тут же камень упал с моего сердца. Очень медленно проходя шикану, я заметил Аскари, стоявшего в одной из лодок. Я узнал его по небесно-голубым брюкам, какие носят кровельщики… какие ношу и я.Он был жив… и в этот момент ожил и я. Я снова вернулся к гонкам, которые уже почти оставил. Наконец-то, сопровождавшее меня махание платками начало меня радовать. Моя нога снова нащупала педаль «газа», и я перестал в душе ругать Уголини, требовавшего от меня взвинтить темп.Маэстро был прав. Я не должен был засыпать и отдаваться чувствам. Шедший вторым молодой Кастелотти, воспользовавшись моим душевным кризисом, сократил свое отставание до пятнадцати секунд. Третий, Бера, шел позади меня в 35-ти секундах, а четвертый, Пердиза – в минуте и десяти секундах.На следующем круге я с удовольствием констатировал, что снова прошел круг за минуту сорок семь, и Кастелотти, по-прежнему, отставал от меня на пятнадцать секунд, о Бера уже никто ничего не говорил.Жан поскользнулся на одном из масляных пятен. Я заметил его автомобиль стоящим на трассе и его самого дискутирующим рядом. Поскольку «Феррари» Харри Скелла уже целых пятнадцать минут неподвижно стояла перед нашими боксами, на трассе нас осталось уже лишь восемь – за десять кругов до финиша.В течение нескольких минут Мосс, Миерес, Аскари, Скелл и Бера вынуждены были сойти. Это был отпад! Я с беспокойством подумал:«Теперь будь внимателен, чтобы в этот список не попал и Тринтиньян. Сегодня лидерам не очень-то и везет.»Меня, по-прежнему, очень беспокоило давление масла. Тем более, Кастелотти наступал мне на пятки, и о бережном отношении к машине не могло быть и речи.Пятнадцатисекундный отрыв ничего не значил. Выезжая из тоннеля, он мог видеть, как я несся вдоль набережной по направлению к боксам. Я, должно быть, был для него красной финишной точкой.В 93-ем круге табло преподнесло мне радостное известие. Оно сообщало, что я опережал Кастелотти на семнадцать секунд, а Пердизу, шедшего третьим на автомобиле Бера, на минуту двадцать. Жану действительно не повезло. Лучше бы он остался за рулем своего автомобиля.Таким образом, позади меня шли два молодых гонщика: 25-летний Кастелотти и 23-летний Пердиза – две большие надежды. Я же единственный отстаивал честь старых казаков.Я шел ровно, одним глазом посматривая на указатель давления масла, а другим – на дорогу. Мне было ужасно жарко… однако, я так сосредоточенно думал о том, что должен добраться до финиша, что уже забыл о том, что умираю от жажды.От работы рычагом переключения передач у меня отяжелела рука. Ладонь горела, как в огне. Несмотря на то, что у меня были перчатки, я заработал на ладони мазоль, которая уже лопнула. Кроме того у меня болели почки, но, подведя итог всем своим болячкам, я сказал сам себе:«Совсем скоро все закончится, милый Морис.»На 94-ом круге я опережал Кастелотти всего на шестнадцать секунд, но на 95-ом снова отыграл одну секунду. Здравствуй, смокинг! До финиша оставалось всего пять кругов: неполных шестнадцать километров. Когда в одном из левых поворотов у меня снова упало давление масла, я поймал себя на том, что у меня возникло желание обратиться к автомобилю:«Только не это, держись, будь мужчиной. Только не делай этого! Надеюсь, ты не сломаешься – ведь до финиша уже рукой подать!"Я уже почти три часа крутился на этом адском тобоггане и чувствовал, что понемногу это начинает мне действовать на мозги. Даже моя магическая фраза «Оставь все как есть» не помогала мне избавиться от боязни поломки. Мысли о ней портили мне радость от лидирования и великолепного шанса выиграть лучшую в своей жизни гонку.К счастью, в моей голове родилась мысль, которая помогла мне вернуть душевное спокойствие и равновесие. Я представил себе, какое, вероятно, в этот момент было изумление на лице Коммендаторе, сидевшего перед радиоприемником у себя на вилле в Модене. Должно быть, это было красивое зрелище. Вероятно, в этот момент я доставлял огромную радость старику Феррари, как его называл Широн.А что должно было твориться в боксах! Там, должно быть, у всех мурашки бегали по спине! Уголини наверняка потерял свое джентльменское самообладание.Несомненно, его забеспокоило, что я замедлился после аварии Аскари. Вероятно, ему показалось, что на моей «Феррари» было что-то не в порядке. Однако, мотор работал ровно. Но никто не мог предположить, что у меня были проблемы с давлением масла. Тысячи людей наблюдали за тем, как мы кружимся перед ними, но только я знал, на какой технике. Проезжая мимо боксов, я попытался рассмотреть, что происходило в боксах «Лянча».Я не преследовал цели составить о них представление, но, поскольку у меня все получалось, я пришел к заключению, что, скорее всего, у них было мрачное настроение – как у людей, уже смирившихся с поражением. Авария Аскари должна была разбить их, и они не осмеливались надеяться на то, что такой молодой гонщик, как Кастелотти, сможет одолеть такого старого лиса, как я.Я уделял внимание тому, чтобы не терять преимущества над «Лянча» Кастелотти, но при этом я не мог от нее оторваться. В конце 97-го круга мой отрыв составлял те же семнадцать секунд. Это меня раздражало, но я стал рассуждать так:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39