.. Вроде бы гладко все шло, но на словах «Прощайте, товарищи! С Богом! Ура!» не удержал себя, пронзительно дал петуха и, пытаясь победить комок, подступивший к горлу, беспомощно разрешился едва заметной слезой. В зале смеялись. Они не знали, что под белой рубашкой на шее у меня повязана выцветшая матросская лента Российского Военно-Морского флота крейсера «Варяг» — драгоценный подарок Дарьи Ивановны.В сенях у Дарьи Ивановны стоял загодя приготовленный ею для себя гроб. Но я тогда его не боялся, боялся индюка у калитки. Первое чаепитие начиналось совсем рано, как только выводили в стадо коров. Утреннее солнце, ударившись о начищенный самовар, стыдило в лицо Дарью Ивановну, приготовившуюся к обжорству, которое продолжалось весь день. Одних завтраков было три, два обеда, далее полдник и обязательная вечерняя трапеза. Спать ложились по куриному расписанию. Деревенские старики часто угощали меня земляникой, ласково называли «барчуком». По старой памяти они уважительно побаивались Дарью Ивановну как «дохтуршу» и делали снисхождение к ее с годами усиливающейся властности. Она занимала полгорницы в избе своей бывшей прислуги Ули, сочувственно приютившей ее на старости лет, и ею же помыкала.В воскресные дни ездили попуткой на базар к станционному поселку.— Ну что, чертовка, опять горькой сметаной торгуешь?— Да что вы, Дарья Ивановна? Какая же она горькая?— Ладно болтать-то. За полцены возьму, так уж и быть.— Ой, Господь с вами, берите. Только не обижайте понапрасну.— Тебя обидишь!— Воnjоur! Я так рада вас видеть! — лепетала из-под чепца довольно пожилая худосочная особа несколько неопрятного вида.— Воnjоur, Варенька. Как здоровье, mа сhеrе?— Плохо, очень плохо, не спрашивайте, дорогая. Нам уж теперь о другом думать надо.— Заходите на чаек как-нибудь. Милости прошу, не забудьте.— Благодарю вас, моя дорогая.— Не дай Бог, и впрямь припрется, чертовка, — обиженно добавляла Дарья Ивановна, провожая взглядом удалявшуюся компаньонку.И действительно, через несколько дней старая худосочная дама в чепце возникала перед индюком у нашей калитки. Завидев подругу через окно, Дарья Ивановна тотчас бросала свое грузное тело ей навстречу, делая по пути необходимые распоряжения.— Уля, дружок, тащи самовар к столу! А ватрушки-то готовы?— Готовы, Дарья Ивановна.— Так ты их припрячь, не подавай. Бог даст, и так обойдется.Далее не было конца гостеприимным любезностям как на русском, так и на французском языках. И после одиннадцати-двенадцати чашек крепкого чая с колотым сахаром вприкуску приглашенную провожали восвояси.— Нарумянилась-то, нарумянилась-то! Смех! Нехорошо уж так в наши годы, — рассуждала потом Дарья Ивановна, собирая посуду. — Ну и здорова же, чертовка! Чай, в оба конца около десяти верст оттопала.
Единственная баня в близлежащей округе находилась в селе Троицком. Дорога туда лежала не так чтобы уж очень и дальняя, но грязная, с болотцем посередине. Выходили спозаранку, шли неторопливо. Впереди Дарья Ивановна с березовым посохом, за ней бабушка с двумя медными тазами, я бежал сзади налегке с одними мочалками. Белья не несли, надевали на себя все чистое. По малолетству мыли меня в женском отделении. (А стыдно-то, стыдно-то как было после, когда женщин на улице встречал, одетых.) От пара духотища, конечно, с непривычки, зато потом в предбаннике благодать! Идем обратно. Впереди Дарья Ивановна с березовым посохом, за ней бабушка с двумя медными тазами, и я сзади налегке. Подошли к болотцу на полдороге, отдышались, осторожно, еле-еле двинулись вперед по проложенному бревнышку. И вдруг я (вечно я со своим баловством!) со всего размаху падаю, скользнув с бревнышка, прямо в грязь отмытыми льняными волосами и в чистом белье. Ну, вытащили меня, поохали, поахали да и повернули обратно в баню, той же дорогой.А вообще-то у Дарьи Ивановны было скучновато. Правда, играла иногда со мной в фантики внучка изобретателя радио Попова, но то была девчонка, и годами намного старше — силы-то неравные. Только к самому концу лета, когда стало холодать от частых дождей, прибыл домой на побывку сын нашей хозяйки Ули сверхсрочный старшина Василий. И сразу в корне изменил мое существование: пришил мне погоны к рубашке. Стало весело. Он даже в поле на свидание к своей девушке меня брал. Уйдут там за стог, разговаривают, а я тем временем велосипедные шины подкачиваю... И бабушка преобразилась, совершенно не узнать человека — вся сияет. Надо сказать, что она всегда выглядела очень молодо. Ей тогда под пятьдесят было, а больше тридцати никто не давал. Честное слово. Самое главное, не прилагала к этому никаких усилий, только единственное — в голову ничего не брала. В одно ухо влетит, в другое вылетит. Даже бабушкой запретила называть себя — так ей этот Вася нравился. Тетей, говорит, зови. Ну что такое тетя? Вон их сколько вокруг.Как ни жаль было, вскоре пришло время провожать Василия в часть. Напекли пирогов, собрали чемодан, присели на дорожку — вот и все. И двинулись в путь по булыжному тракту к железнодорожной станции. Еще не скрылось, не успело уплыть за озеро, обмотавшись там лесной паутиной, малиновое солнце, а ранние августовские звезды уже срывались, падали за горизонт. Я это видел, бежал впереди и видел... Перекрывая женские голоса, за моей спиной безудержно пел Вася: Ходит по полю девчонка,Та, в чьи косы я влюблен... Не помню, ничего не помню. Не помню удара. Булыжник помню мокрый... Почему? Я только что видел звезды... Нет, не дождь, просто лужа. Это моя кровь? Он тяжело дышит. Как долго бежит. Зачем вцепился в меня своими ручищами? Больно! Ой, как больно! Сломалась моя голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13