ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Он-то и внес ясность, осветил некоторые детали из истории 2-го батальона 810-го полка.
– Хорошо помню день 26 июля, – говорит Кривенко. – Мы были уже под перевалом, когда комбат Родионов вызвал меня к себе.
– Пойдете, Кривенко, в разведку, – сказал он. – Проверите, свободен ли перевал и, – тут он склонился над картой, некоторое время молчал, рассматривая ее, потом добавил,– посмотрите вот эти левые высоты.
В разведку я взял с собой сержанта Пузанова (родом он был из Гуляй-Поля), бакинца рядового Карпова и цхинвальца сержанта Бязерова. До перевала добрались благополучно. Осмотрели его и приступили ко второй части задания, пошли к левым высотам. И вот тут нас неожиданно обстреляли. Мы залегли за крупными камнями. Краем глаза я видел, где укрылся Пузанов, и потому, когда в той стороне загрохотали камни, я подумал, что, наверно, это сержант сорвался. Оглянулся и чуть не застыл от изумления: прямо передо мной, а точнее, надо мной, возвышался немецкий офицер в черном эсэсовском мундире. Немец и сам не ожидал такой встречи, потому что изумлен был больше меня. Вся сцена продолжалась не больше двух-трех секунд, в течение которых немец, переводя взгляд с меня на Пузанова, успел пробормотать по-русски: “Рус, не бей...” Но было поздно, ибо одновременно с Пузановым я нажал спуск. Еще долю секунды немец стоял, потом осел и повалился набок. Обыскав его, мы начали отход к своим.
Документы, взятые нами у гитлеровца, были очень ценными: новейшая топографическая карта, фотоснимки перевала с названиями на немецком и русском языках, с указанием мельчайших деталей местности. Были тут и такие снимки, которые хорошо использовались нашими политработниками на фронте: вот он, офицер, стоит в горделивой позе в тени виселицы, вот в пьяной компании он сидит, обнимая полуобнаженную девицу.
Все это мы успели рассмотреть в минуты передышки, при отходе, и чуть было дорого не заплатили за любопытство. Немцы, обнаружив убитого офицера, начали нас преследовать. Завязался бой, в котором нам удалось уничтожить еще семерых фашистов...
В дни, когда 810-й полк находился на перевале, Родионов, по согласованию с штабом полка, послал Кривенко с несколькими разведчиками в глубокую разведку, на территорию, о которой было известно, что она уже занята немцами. Предполагалось, что они дойдут до станицы Зеленчукской, но побывать в ней разведчикам не пришлось: слишком много постов преграждали путь. Забравшись на чердак старого сарая, неподалеку от станицы, Кривенко и его товарищи отлично видели немецкий лагерь, в котором насчитали около 400 человек и несколько горных пушек. Возвращаясь, столкнулись в ущелье с пастухом, который в беседе случайно обронил:
– Эти-то, черные, на митинг станичников собирали, грозили перебить всех, кто будет партизанам помогать.
– Партизаны? – переспросил Кривенко. – Где они здесь могут быть?
Но пастух ничего не ответил, только глянул искоса и вскоре заторопился уходить. Ушли и разведчики и уже на леднике вновь столкнулись с немцами. Отстреливаясь, стали уходить быстрее. В бою потеряли нескольких товарищей, в том числе пулеметчика, фамилия которого не запомнилась и рядового Володю Кирия. Вскрикнув, Володя упал и по гладкому льду скользнул в трещину. Исчезновение его заметили не сразу, а когда заметили, посчитали, что погиб. Но на третий день Володя вернулся в часть и рассказал, что трещина, в которую он свалился, оказалась узкой и не слишком глубокой. Отлежавшись в ней, пока разъяренные немцы не прошли над ним назад, к своим, Володя начал осторожный подъем наверх, а когда спустилась тьма на ледник, выбрался наружу. Ночь провел среди камней, а с рассветом тронулся в путь, стараясь не выходить на открытые места. Чувствовал себя неважно и потому двигался медленно с частыми остановками на отдых. Пришлось и еще одну ночь переждать в одиночестве. Володя, насколько известно Кривенко, жив и проживает сейчас в селении Гали, что возле станции Ингури.
Вскоре после этого батальон и получил приказ закрепиться на одной из высот левее перевала – на Ужумском хребте. Два дня бой шел непрерывно и здесь, на высоте, и на самом перевале. Даже ночью огонь не прекращался, а, казалось, гремел еще сильнее. Утро третьего дня было сравнительно тихим и морозным. Еще на рассвете к перевалу были посланы три солдата за минами и патронами. Солнце поднялось и осветило склоны гор, затянутые в сверкающий лед. В этом сверкании отчетливо виделись черные точки – тела погибших.
Патроны кончались, а посланные все не возвращались. И солдаты начали собирать камни, валуны, накапливали их, а потом сваливали на ползущих по склону фашистов. Продукты тоже кончались и старшины разводили в воде сухари – на ведро воды котелок сухарной крошки – и похлебку эту раздавали бойцам – по нескольку ложек на каждого. Вместе с голодом подступал и холод. Бойцы замерзали. Тех, кто переставал двигаться, пытались тормошить, возвращать к жизни. Не каждого можно было вернуть. Солдат Парулава, когда его перевернули на спину, так и остался в скрюченной позе. Расстегнули шинель, чтобы забрать документы, и на груди обнаружили обойму с тремя патронами – последний боезапас, который тот старался отогреть...
Посланные вернулись днем и доло7килп, что перевал уже занят немцами и что, таким образом, они окружены. Впрочем, командирам это было ясно и без доклада по затихшей и удаляющейся стрельбе, по прекратившейся связи с полком...
Случилось так, что 2-й батальон, в котором оставалось около сотни бойцов, встретил ночь после тяжелого боя, описанного в журнале боевых действий 808-го полка на узкой, сдавленной с двух сторон высокими скалами площадке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
– Хорошо помню день 26 июля, – говорит Кривенко. – Мы были уже под перевалом, когда комбат Родионов вызвал меня к себе.
– Пойдете, Кривенко, в разведку, – сказал он. – Проверите, свободен ли перевал и, – тут он склонился над картой, некоторое время молчал, рассматривая ее, потом добавил,– посмотрите вот эти левые высоты.
В разведку я взял с собой сержанта Пузанова (родом он был из Гуляй-Поля), бакинца рядового Карпова и цхинвальца сержанта Бязерова. До перевала добрались благополучно. Осмотрели его и приступили ко второй части задания, пошли к левым высотам. И вот тут нас неожиданно обстреляли. Мы залегли за крупными камнями. Краем глаза я видел, где укрылся Пузанов, и потому, когда в той стороне загрохотали камни, я подумал, что, наверно, это сержант сорвался. Оглянулся и чуть не застыл от изумления: прямо передо мной, а точнее, надо мной, возвышался немецкий офицер в черном эсэсовском мундире. Немец и сам не ожидал такой встречи, потому что изумлен был больше меня. Вся сцена продолжалась не больше двух-трех секунд, в течение которых немец, переводя взгляд с меня на Пузанова, успел пробормотать по-русски: “Рус, не бей...” Но было поздно, ибо одновременно с Пузановым я нажал спуск. Еще долю секунды немец стоял, потом осел и повалился набок. Обыскав его, мы начали отход к своим.
Документы, взятые нами у гитлеровца, были очень ценными: новейшая топографическая карта, фотоснимки перевала с названиями на немецком и русском языках, с указанием мельчайших деталей местности. Были тут и такие снимки, которые хорошо использовались нашими политработниками на фронте: вот он, офицер, стоит в горделивой позе в тени виселицы, вот в пьяной компании он сидит, обнимая полуобнаженную девицу.
Все это мы успели рассмотреть в минуты передышки, при отходе, и чуть было дорого не заплатили за любопытство. Немцы, обнаружив убитого офицера, начали нас преследовать. Завязался бой, в котором нам удалось уничтожить еще семерых фашистов...
В дни, когда 810-й полк находился на перевале, Родионов, по согласованию с штабом полка, послал Кривенко с несколькими разведчиками в глубокую разведку, на территорию, о которой было известно, что она уже занята немцами. Предполагалось, что они дойдут до станицы Зеленчукской, но побывать в ней разведчикам не пришлось: слишком много постов преграждали путь. Забравшись на чердак старого сарая, неподалеку от станицы, Кривенко и его товарищи отлично видели немецкий лагерь, в котором насчитали около 400 человек и несколько горных пушек. Возвращаясь, столкнулись в ущелье с пастухом, который в беседе случайно обронил:
– Эти-то, черные, на митинг станичников собирали, грозили перебить всех, кто будет партизанам помогать.
– Партизаны? – переспросил Кривенко. – Где они здесь могут быть?
Но пастух ничего не ответил, только глянул искоса и вскоре заторопился уходить. Ушли и разведчики и уже на леднике вновь столкнулись с немцами. Отстреливаясь, стали уходить быстрее. В бою потеряли нескольких товарищей, в том числе пулеметчика, фамилия которого не запомнилась и рядового Володю Кирия. Вскрикнув, Володя упал и по гладкому льду скользнул в трещину. Исчезновение его заметили не сразу, а когда заметили, посчитали, что погиб. Но на третий день Володя вернулся в часть и рассказал, что трещина, в которую он свалился, оказалась узкой и не слишком глубокой. Отлежавшись в ней, пока разъяренные немцы не прошли над ним назад, к своим, Володя начал осторожный подъем наверх, а когда спустилась тьма на ледник, выбрался наружу. Ночь провел среди камней, а с рассветом тронулся в путь, стараясь не выходить на открытые места. Чувствовал себя неважно и потому двигался медленно с частыми остановками на отдых. Пришлось и еще одну ночь переждать в одиночестве. Володя, насколько известно Кривенко, жив и проживает сейчас в селении Гали, что возле станции Ингури.
Вскоре после этого батальон и получил приказ закрепиться на одной из высот левее перевала – на Ужумском хребте. Два дня бой шел непрерывно и здесь, на высоте, и на самом перевале. Даже ночью огонь не прекращался, а, казалось, гремел еще сильнее. Утро третьего дня было сравнительно тихим и морозным. Еще на рассвете к перевалу были посланы три солдата за минами и патронами. Солнце поднялось и осветило склоны гор, затянутые в сверкающий лед. В этом сверкании отчетливо виделись черные точки – тела погибших.
Патроны кончались, а посланные все не возвращались. И солдаты начали собирать камни, валуны, накапливали их, а потом сваливали на ползущих по склону фашистов. Продукты тоже кончались и старшины разводили в воде сухари – на ведро воды котелок сухарной крошки – и похлебку эту раздавали бойцам – по нескольку ложек на каждого. Вместе с голодом подступал и холод. Бойцы замерзали. Тех, кто переставал двигаться, пытались тормошить, возвращать к жизни. Не каждого можно было вернуть. Солдат Парулава, когда его перевернули на спину, так и остался в скрюченной позе. Расстегнули шинель, чтобы забрать документы, и на груди обнаружили обойму с тремя патронами – последний боезапас, который тот старался отогреть...
Посланные вернулись днем и доло7килп, что перевал уже занят немцами и что, таким образом, они окружены. Впрочем, командирам это было ясно и без доклада по затихшей и удаляющейся стрельбе, по прекратившейся связи с полком...
Случилось так, что 2-й батальон, в котором оставалось около сотни бойцов, встретил ночь после тяжелого боя, описанного в журнале боевых действий 808-го полка на узкой, сдавленной с двух сторон высокими скалами площадке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162