Контрразведка торопилась расстрелять перед уходом возможно больше заключенных в Лукьяновской тюрьме, но арестованные взломали замки камер и ворота и вырвались из тюрьмы. С ними бежало и несколько сот уголовников.
К 12 часам дня снаряды Красной армии стали ложиться на Еврейском базаре. Улицы обезлюдели и замерли, магазины и кафе закрылись. Подъезды домов на запоре. В городе звучала лишь канонада и разрывы снарядов. Внезапно по Бибиковскому бульвару и Караваевской улице к Крещатику хлынула толпа беженцев, жителей Киева, уходивших с Добровольческой армией. Они шли нестройной толпой с портфелями, чемоданами, картонками — словом, со всем, что можно было унести в руках.
В третьем-четвертом часу дня на углу Бибиковского бульвара и на Караваевской улице показались первые красноармейцы. Бои развернулись на Крещатике. Добровольцы, удержав в своих руках Печерск и мосты через Днепр, подтянули резервы и перешли в контрнаступление. К вечеру им удалось оттеснить красноармейцев обратно к Еврейскому базару, где начались упорные схватки.
В городе стояла полная темнота, прерываемая лишь блеском разрывов. Электричество и водопровод не действовали. Сотни домохозяек высыпали на улицы с ведрами и кувшинами к городским колодцам, где образовались длиннющие очереди. Хозяйки стояли твердо, не обращая внимания на рвущиеся снаряды. Они следили не за снарядами, а за соблюдением очереди у колодца, чтобы никто беззаконно не прорвался вперед.
Днем население грабило склады на речной пристани и на товарной станции. Ночью начались грабежи квартир. Налетчики — вооруженные банды — взламывали ворота домов и грабили квартиры. На улице — темень, фонари не горят, в квартирах — ни зги. Люди с винтовками и револьверами обходят квартиры, собирая обильную дань. Единственное средство сохранить жизнь — безропотно отдать все, что потребуют. Кто были грабителями, точно установить не удалось, но по массовому характеру налетов можно было судить, что ограблением занимались и уголовники, бежавшие из Лукьяновской, и солдаты и командиры Добровольческой и Красной армий. Киевляне уже ко всему привыкли.
Утром 2 октября на Бессарабском базаре даже появились продукты: хлеб, от 20 до 40 рублей за фунт, овощи и фрукты. «Донские» и «советские» дензнаки не принимались. Хождение имели только «керенки» и «царские деньги».
Мы наблюдали за событиями из окон квартиры В.В. Шульгина на Караваевской улице. Картошка и крупа, привезенные нами из Конотопа, спасли всю нашу компанию от голода. Большинство киевлян успело запастись продуктами, но далеко не все. Неудачники бегали по городу в поисках пищи. В очередях за водой стояли все. Огня ночью в квартирах не зажигали, чтобы не привлечь внимание грабителей к своему дому и квартире. Мужчины и старики дежурили во дворах у запертых или заколоченных ворот со своими тазами и сковородками.
Сражение в Киеве и за Киев продолжалось три дня. Утром 4 октября снаряды «красных» еще ложились в центре города, но бежавшие в Дарницу учреждения и обозы Добровольческой армии стали постепенно возвращаться в Киев. За ними потянулись и гражданские жители. В Дарнице среди беженцев распространились провокационные слухи, что все русские, живущие на левой стороне Крещатика, «перерезаны жидами», что «жиды режут русских женщин». У беженцев в Дарнице эти слухи не вызывали никаких сомнений и, вернувшись в Киев, они были удивлены, что жители левой стороны Крещатика живы и целы и трупов зарезанных женщин нигде не видно. Но после возвращения добровольцев в Киев начался еврейский погром. Гражданское население Киева, даже подонки, почти не принимали в нем участия. Это был типичный «военный» погром. Киевские евреи были отданы на разграбление войскам, «спасшим Киев от красных».
Погром начался с разгрома еврейских магазинов на Крещатике, с грабежа и избиения евреев на базарах и в еврейских кварталах. Но к вечеру 5 окт. военный характер погрома определился окончательно. Это было систематическое, планомерное и жестокое ограбление и избиение еврейского населения. Его совершали солдаты под руководством офицеров. Киев был разделен на районы, кварталы, улицы. Каждый вечер в определенные районы и улицы отправлялись грузовые машины под командой офицеров — на каждом грузовике 20-30 вооруженных солдат и офицеров. Иные из них были в темных (синих) очках, у других головы были закутаны в башлыки, в руках винтовки, револьверы, шомпола, — у намеченных в списке домов люди слезали с грузовика и звонили, а затем стучали в забитые ворота. Не дождавшись ответа, налетчики разбивали деревянные щиты на воротах и вваливались во двор. Обыски начинали с нижних этажей. Здесь разбивали прикладами входные двери квартир, грабили, разбивали мебель, насиловали женщин, избивали и убивали евреев. Многих уводили с собой, и они почти никогда не возвращались. Грабили все: сначала требовали деньги, затем часы, кольца и прочие драгоценности, затем меха, пальто, костюмы и обувь (мужские и женские), белье. Снимали башмачки и рубашечки даже с маленьких детей.
Так шествие грабителей поднималось с нижних этажей на верхние. У дверей русских квартир, требуя открыть двери, предупреждали: «Господа, мы не бандиты, мы русские офицеры, откройте, пожалуйста». Если в русских квартирах находили спрятанных евреев, били и грабили и русских и евреев. При этом налетчики проявляли изысканную вежливость, просили извинить за беспокойство. В некоторых квартирах визитеры переговаривались друг с другом по-французски, с прекрасным произношением. Очевидно, работали «господа гвардия» и «господа кавалерия».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140