Вместе со своими друзьями он посмотрел произведения некоего Сезанна, которые хранил в своей тесной лавке на улице Клозель, в нижней части Монмартра, бедный торговец красками папаша Танги, и тут же заявил, что Сезанн – крупнейший современный художник.

Уголок тот совсем недалек:
В Булонском лесу…

Хотя Бернара ввели в мир художников болтливый Тампье и его друзья, он очень быстро завоевал среди них авторитет. Начитанный, общительный, обладавший живым и пытливым умом, он с легкостью разбирался в различных теориях, развивал их, компилировал и без конца пересматривал. Его суждения были безапелляционны, и он подкреплял их тысячами аргументов. Слава, гений – вот его любимые слова. Искусство было для него святыней, и к своему призванию, которому он отдавал всего себя наперекор воле родителей, он относился как к посвящению в церковный сан. Путь из Аньера, где он жил, в Париж Бернар проделывал пешком и тем не менее всегда приходил в мастерскую первым. Он был религиозен, даже склонен к мистике, ненавидел атмосферу мастерской Кормона; грубые и пошлые разговоры, которые велись там, резали ему ухо. «Как будто тебя оскорбляют», – говорил он. В один из вечеров Анкетен уговорил Бернара пойти в «Мирлитон», и тот ушел оттуда «в ужасе», с отвращением к «нездоровому психозу», царившему там.
Лотрек не очень прислушивался к тому, что говорил Бернар. Гораздо больше его интересовало лицо друга. Он попросил Бернара попозировать ему. За двадцать сеансов он написал великолепный портрет Бернара, тонко передав психологию художника, его серьезный и непримиримый характер, решительный взгляд его маленьких, слегка раскосых глаз.

Это, правда, шикарный вполне уголок.
Если хочешь урвать пожирнее кусок,
Надо ехать в фиакре, хоть путь недалек…

Лотреку нелегко дался этот портрет. Он никак не мог «удачно согласовать цвет фона с лицом» Эмиль Бернар.

.
В начале 1886 года положение в мастерской Кормона стало еще напряженнее. Бернар, создавая свою первую картину в мастерской, откровенно употребил светлую палитру импрессионизма. Возмущенный такой наглостью, Кормон вызвал отца молодого художника и заявил ему, что он отказывается от этого недисциплинированного и дерзкого, хотя и очень талантливого ученика. Удрученный отец, вернувшись в Аньер, бросил кисти и краски сына в огонь. Бернар-младший в знак протеста заперся у себя в комнате, отказываясь выйти из нее.
Лотрек вел себя не менее «преступно», хотя и не так резко. Но он старался избегать конфликтов. Несмотря на то что Кормон щадил его, он все же не осмелился бы показать ему некоторые свои полотна, в частности две картины, над которыми он в это время усердно трудился: «Рефрен стула Людовика XIII у Брюана» и «Кадриль стула Людовика XIII в ,,Элизе-Монмартр"».
Этот стул Людовика XIII Родольф Сали забыл при переезде и требовал его у Брюана, но куплетист ни за что на свете не соглашался расстаться с ним, а так как стул ему не принадлежал, он, чтобы подчеркнуть, что им не пользуются, повесил его у двери кабаре. Еще одно украшение! Кроме того, этот стул дал ему тему для очередной песенки, которую вместе с ним иногда распевали посетители «Мирлитона»:

Приятен этот стул для дам,
Тринадцатый Людовик сам
На нем сидеть мог по утрам.
Тот стул Сали принадлежит,
Кто хочет сесть – к Брюану пусть спешит.

В «Рефрене» Лотрек изобразил несколько человек из «Мирлитона» и «Элизе»: Брюана, его официанта Максима, дирижера Дюфруа, Папашу Целомудрие, Анкетена, одного своего соученика по мастерской – тулузца Франсуа Гози, который часто сопровождал Лотрека в его походах по кабакам. В «Кадрили» Ла Гулю и Грий д'Эгу танцуют вдвоем, высоко вскинув ноги и касаясь руками пальцев ног.
Работая над этими полотнами, Лотрек вместе с Гренье и Анкетеном развлекались, готовя экспонаты для «Салона нелепого искусства». Лотрек выставил «акварели на сельтерской воде», «скульптуры из хлебного мякиша» и «масло на наждачной бумаге» под названием «Батиньоль, три с половиной года до Рождества Христова». Подписался он именем Толо-Сегрог. О Толо-Сегроге было сказано: «Венгр с Монмартра, посетил Каир и живет у одного из своих друзей, весьма талантлив, доказательства налицо».
Весной, как раз в то время, когда Лотрек забавлялся подготовкой к этой выставке, а Бернар вышел из своего добровольного заточения и готовился идти пешком в Бретань, в мастерскую Кормона поступил странный новичок.
Он приехал из Голландии и был намного старше остальных учеников. Юные художники с изумлением рассматривали этого человека с измученным лицом. Они знали только его имя – Винсент.
Он клал краски на холст с такой стремительностью и силой, что дрожал мольберт. Пыл, с которым он работал, молчаливая и дикая страстность Винсента никак не вязались с их собственной бесшабашностью, и они испытывали перед ним чувство неловкости и даже, пожалуй, побаивались его. Никто не решился бы подшутить над новичком, как это было принято в мастерской. Интересно, как отнесется к его этюдам Кормон? В них отражались и темперамент, и резкость их автора.
Кормон категорически запрещал вносить какую-либо отсебятину в поставленное задание. Винсент все изменил. Табурет, на котором сидела обнаженная натурщица, он превратил в диван, покрытый синей тканью; вместо грязного полотна, служившего фоном, написал роскошную драпировку. Ученики хихикали. Они уже заранее представляли себе ярость Кормона, которого недавние стычки с Бернаром отнюдь не располагали к уступчивости. Кормон чувствовал, что его авторитет среди учеников падает, и от этого злился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113