»

. Думаю, что ты будешь еще более доволен, чем я».
Здоровье Лотрека тоже было не блестяще. Он почти перестал есть, слабел, худел. Но, несмотря на это, продолжал пить и ходить в публичные дома. «Вышли мне немедленно… деньжат, они необходимы нам, чтобы мы могли передвигаться», – писал он Жуаяну. Денежный вопрос так и не был разрешен, и Жуаян не знал, как распутать «дело, в котором все заинтересованные лица оказались крайне несговорчивы и не понимают друг друга». Эти дрязги раздражали Лотрека. Мысль, что у него могут кончиться деньги, была для него невыносима, и он кипел, злился, ожесточался. Раньше он мало интересовался ценой своих произведений, теперь этот вопрос занимает его. «Я прочитал в „Нью-Йорк геральд“, что на продаже, организованной Манчини, есть мои картины. Will you be kind enough to look about the price and write me about» Будь так любезен, узнай цены на них и напиши мне (англ.).

. He исключена возможность, что и трудился он с таким остервенением в надежде побольше заработать. Он принял участие в выставке современного искусства у Имберти, но ничего там не продал, хотя, как он сообщал, пресса отнеслась «к моей мазне очень мило». Ему казалось, что его травят со всех сторон, и он, как попавший в капкан зверь, напрягал все силы, чтобы спастись. Он ослаб, но рьяно продолжал развлекаться, работать, словно хотел доказать всем – и самому себе тоже! – что он не конченый человек, как думают некоторые. Жизнь прекрасна! Он еще пробовал смеяться, зло шутить.
Эта кипучая лихорадочная деятельность длилась недолго. В конце марта болезнь напомнила о себе. Лотрек свалился: у него отнялись ноги.
Приступ был короткий и в общем не тяжелый. Довольно скоро Лотрек более или менее оправился. Его лечили электричеством, давали внутрь рвотный орех. «Итак, с Венерой и Бахусом покончено, – сообщал он Жуаяну 2 апреля. – Я пишу и даже занялся скульптурой. А когда мне скучно, сочиняю стихи» Ни скульптуры, ни стихи Лотрека не известны.

.
К нему приезжали Гибер (Лотрек нарисовал его ухаживающим за местной жительницей на набережной порта), потом Детома и его старый преподаватель Пренсто. Теперь Лотрек стремился как можно скорее вернуться в Париж.
Болезнь уже дважды укладывала художника в постель. Второй приступ, хоть и незначительный, предупредил его об опасности. Третий будет беспощаден, это Лотрек знал, и ему хотелось увидеть перед смертью Париж.


* * *

Пятнадцатого апреля Лотрек вернулся на авеню Фрошо.
Его вид поразил друзей. Как же он сдал за эти несколько месяцев! «На кого он похож!» – огорченно восклицали знакомые. От Лотрека осталась одна тень. Он еле ковылял, с трудом переставляя ноги. Одежда висела на нем, как на вешалке.
И все же временами в нем просыпалось прежнее озорство, он снова бывал весел. 25 апреля он с радостью узнал, что некоторые из его картин, поставленные на продажу с аукциона в Друо, были куплены за большие деньги. Так, например, полотно «Туалет» пошло за четыре тысячи франков Остальные три картины были проданы так: «В меблированных комнатах» за 3000 франков, «Уличная девка» за 2100, «Шикарные люди» за 1860 франков.

. Лотрек опять начал работать. Он взялся за новые картины: написал несколько сцен в Булонском лесу, портрет поэта Андре Ривуара и архитектора Луи-Октава Ракена, на которого Тристан Бернар сочинил эпиграмму:

Октав Ракен, ах, непригож,
Он робок, гнет его забота,
Он с Карлом Пятым был бы схож,
Когда б не череп идиота.

Тапье де Селейран защитил в 1899 году докторскую диссертацию на тему: «Об одном случае грыжи влагалища», которую посвятил памяти Пеана (за год до этого хирург скоропостижно скончался). Лотрек написал на холсте сцену защиты диссертации: его кузен сидит напротив их общего друга профессора Ворза, члена аттестационной комиссии.
Это полотно отличается темным колоритом и выполнено пастозными мазками, чуть ли не в академическом стиле, который оценил бы Кормон: Лотрек-художник умер.
Гений покинул Лотрека, и теперь ему самому оставалось только одно – тоже умереть. Никогда не испытает он больше той радости, которую сам себе доставлял. Ничего не осталось от того, что служило ему утешением и защитой в его трудной судьбе, что давало ему, калеке, право жить среди нормальных людей.
Лотрек разобрал залежи в своей мастерской и извлек оттуда все полотна, картоны, картины на дереве, все, что накопилось у него за многие годы работы. Он приехал перед смертью в Париж, вероятно, еще и для того, чтобы бросить последний взгляд на свои произведения, сделать последний мазок.
За то время, что он пробыл в Париже, он закончил многие эскизы (некоторые из них были начаты несколько лет назад), критически пересмотрел все картины, поставил свою монограмму и подпись только на хороших, с его точки зрения, работах.
Пятнадцатого июля, уезжая из Парижа, Лотрек закрыл за собой дверь в мастерскую, где перед отъездом он навел такой порядок, что от нее уже веяло музейным холодом Действительно, богатейший фонд музея в Альби состоит из произведений мастерской, а также из переданных в дар и приобретенных музеем картин. Жуаян установил, что за 1899 г. Лотрек написал пятнадцать картин, за 1900 – двадцать одну, а за 1901 – десять.

.
На Орлеанском вокзале Лотрека с Вио провожали Тапье де Селей-ран, Жуаян, еще кое-кто из друзей. Все прекрасно понимали, что дни художника сочтены. В последнее время, зная, что его здоровье беспокоит близких, Лотрек отшучивался, стараясь успокоить их, и даже строил планы на будущее, когда он вернется к ним. Но здесь, на вокзале, он уже не играл. Прощаясь с Рене Вер, он сказал ей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113